— Наноагенты выполняют лишь часть работы, — внушает ему его физиотерапевт — бодибилдер с глубоким голосом и несолидным именем Кенни. — Остальное ты должен доделать сам.
Он уверен — тренер наслаждается видом его страданий.
Благодаря Роберте все, кто до сих пор обращался к нему «сэр», называют его теперь Камю, но когда он думает об этом имени, ему непрестанно приходит на ум большой чёрно-белый кит.
— Но ведь кита звали Шамю[11], — убеждает его Роберта за ланчем. — А ты — Камю; да, рифмуется, ну и что?
Ему всё равно не нравится ассоциация с морским млекопитающим.
— Кэм, — просит он. — Зовите меня Кэм.
Роберта приподнимает бровь, раздумывая над его просьбой.
— Пусть будет по-твоему. Я передам всем. Так чтó с твоими мыслями сегодня, Кэм? Как ты чувствуешь — они стали более связными?
Кэм пожимает плечами.
— У меня в голове туман.
Роберта вздыхает.
— Может, и так, но я-то вижу — ты прогрессируешь. Твои мысли с каждым днём становятся всё ясней. Ты теперь можешь делать более длинные и глубокие умозаключения и понимаешь почти всё, что я тебе говорю. Разве не так?
Кэм кивает.
— Понимание — это первый шаг к общению, Кэм. — Роберта запинается, а затем добавляет: — Comprends-tu maintenant[12]?
— Oui, parfaitement[13], — говорит Кэм, не сознавая, что что-то в разговоре изменилось до тех самых пор, пока эти слова не слетают с его губ. До него доходит: только что в его голове открылась дверь в ещё одну потайную комнату.
— Хорошо. — На лице Роберты играет лукавая улыбка. — А пока давай будем использовать один язык для одной беседы, хорошо?
Теперь к его обычным занятиям добавляются новые. Послеобеденный сон отодвинут на более позднее время, чтобы дать место четырёхчасовому сеансу за столом, крышка которого представляет собой огромный компьютерный экран. Экран полон виртуальных образов: красный автомобиль, строение, чёрно-белый портрет... — десятки разных картинок.
— Перетащи к себе картинки, которые ты узнаёшь, — предлагает Роберта в первый день этого ритуала, — и скажи первое попавшееся слово, которое возникнет у тебя в мозгу при виде этого символа.
Кэм ошеломлён.
— Тест?
— Нет, это не тест, это всего лишь ментальное упражнение, направленное на то, чтобы узнать, что ты помнишь и что тебе ещё предстоит выучить.
— Правильно, — говорит Кэм. — Тест.
Потому что её ответ — самое что ни на есть точно определение теста, разве не так?
Он смотрит на картинки и делает, о чём просят: переводит ближе к себе объекты, которые узнаёт. Портрет: «Линкольн». Строение: «Эйфель». Красная машина: «Машинный пожар. Нет. Пожарная машина». И так далее, и тому подобное. Как только он удаляет одну картинку, на её месте возникает другая. Некоторые он узнаёт сразу, в отношении других у него нет совсем никаких ассоциаций, а третьи словно теребят край сознания, однако он не может найти для них соответствующего слова. Когда тест подходит к концу, Кэм чувствует себя ещё более измочаленным, чем после физиотерапии.
— Корзина, — шепчет он. — Корзина для мятой бумаги.
Роберта улыбается.
— Опустошённый. Ты чувствуешь себя опустошённым.
— Опустошённый, — вторит Кэм, пряча слово в своём сознании.
— Неудивительно — все эти задания очень сложны, но ты хорошо справился. Заслуживаешь поощрения.
Кэм кивает, готовый свалиться и заснуть прямо здесь.
— Золотую звезду мне.
С каждым днём от него требуют всё больше и больше, как в физическом отношении, так и в умственном, но никаких объяснений не дают.
— Твой прогресс — награда сама по себе, — внушает ему Роберта. Но как же он может насладиться собственным прогрессом, если ему не от чего отталкиваться, не с чем сравнить?
— Чистая вода! — говорит он Роберте как-то за обедом. Их только двое. Они всегда обедают вдвоём, больше никого. — Начистоту! Сейчас!
Ей даже не требуется прилагать усилия, чтобы понять, что он имеет в виду.
— Когда настанет подходящий момент, ты всё о себе узнаешь. Пока не время.
— Хочу сейчас!
— Кэм, разговор окончен.
Кэм ощущает, как в нём нарастает гнев и не знает, что ему с ним делать; у него не хватает слов, чтобы дать выход злости.
Тогда в дело вступают руки, и прежде чем юноша понимает, что происходит, он швыряет через всю комнату тарелку, потом другую. Роберте приходится нырять и уклоняться, потому что теперь весь мир, кажется, заполнился летающими тарелками, приборами и стаканами. В следующее мгновение охранники набрасываются на Кэма, тащат в его палату и прикручивают к койке, чего не делали уже дней десять.
11
Шамю — так звали кита-касатку, впервые выжившего в неволе более 13 месяцев. В конце 60-х годов прошлого века Шамю был звездой очень популярного водного шоу в океанарии Сан-Диего.