- Витенька, милый! Ну, что же ты, мальчик мой ненаглядный! Иди ко мне!
Потом поцелуи и опять ее томный голос.
- Ну, что же ты меня мучаешь? Я вся извелась! Я хочу тебя! Милый, любимый!
Такого призыва от женщины услышать в свои тринадцать лет, дорогого стоит. Я от ее страстного шепота вся сразу вспыхнула, как будто бы это я говорю для него эти зовущие к сексу слова. У меня прекратилось дыхание и я, чуть ли не бездыханная, села на траву, под кустом и замерла в напряженном ожидании. Я ничего больше не слышала кругом, только шорохи их одежды и звуки их поцелуев. Мне кажется, что я бы их даже увидела в темноте южной ночи, так я хотела этого. Собственно, чего я хотела тогда, я и не понимала вовсе. Я не была готова ни к поцелуям, ни тем более к объятиям, не говоря уже о сексе. Я просто еще только начала просыпаться, как девушка, и как женщина.
И ее страстными словами я была разбужена.
С каждой ее новой фразой в моем теле нажимались одна за другой, как бы кнопочки, которые подключали мое тело девочки к этой волшебной машине. Волшебной машине, которая будет потом меня потрясать, всю корежить, и опустошать первое время, и вместо моей детской наивности из меня, вместе с первыми соками моей маленькой лодочки выйдут, они, мои годы безмятежной юности и детства. А на смену им, в моей крови забурлит страшной энергии секса, дикая и ни чем не прикрытая страсть женщины. Страсть первенства, только что вылупившейся самки и выбора моего первого в жизни мужчины. И не только мужчины, как потом все окажется.
А пока я ловила их звуки любви и пыталась представить себе, как они занимаются этим. Я, конечно, все очень поверхностно и смутно себе представляла. И то, что я тогда видела в своем воображении под ее томные вздохи и слова, окажется совсем не таким, там в моей взрослой жизни женщины.
Из того, что произойдет потом, как бы слетит пелена мягкой и волнительной эротики, этих моих представлений и на смену им, ясно врежутся, вместе с первым членом мужчины, животные, яркие, своей не прикрытой реальностью, ощущения от моей физиологической близости. Природа беспощадно обрушит все мои воздушные и неясные, детские представления и я впервые почувствую, всей своей сутью, всей натурой и плотью, что я женщина и предназначена свыше, для пожертвования телесному богу Эросу.
Этому безликому и бесполому существу, который со своими помощниками Амурчиками-Ангелочками, пускает и сыпит бездумно, налево и направо стрелами в сердца влюбленных людей, не соблюдая никаких правил приличия и понятий о любви мужчин и женщин, нелепо смешивая их, однополых и разнополых в экзотических позах совокуплений и страсти.
Видно, одна из этих стрел была пущена ими куда-то туда, наугад, в кусты и попала в меня. Я это чувствовала, я понимала, что влюблена и думала, что в меня и попала для моего Вити. Но, что это за стрела, для кого?
Сколько я не напрягалась, больше я ничего не слышала. Все мое внимание отвлекли звуки окончания фильма. Громко звучали мотивы концовки фильма и за ними, я не услышала, как они приближаются к тому месту, где я сижу.
- Что? Что придумать, что сказать? Как объяснить, почему сижу, прячусь у них за кустом?
Сказать ничего не смогу, я мгновенно ничего не могу придумать! Если не сказать, то, что? Что надо делать? Лихорадочно соображаю. Что?! Что сделать? Ну, же!!!
Взлетаю на ноги и, подхватив платье, стягиваю с себя трусики. Присаживаюсь. Пусть! Пусть позор! Пусть увидит, что писаю.
Вижу, как из-за куста, мелькая белым пятном, быстро выходят они, оба. Успеваю в последнее мгновение лишь опустить голову и закрыть глаза.
- Надя, ты что? – Слышу его голос. И тут же голос ее, который меня выручает.
- Витька, ты что?! Не видишь, что девочке надо! Пойдем быстрее, сейчас побегут наши малые тараканы с отряда и нам попадет. Давай быстрее, Витенька! Скорее!
Они быстро проходят мимо. А я и в самом деле, от страха разоблачения и позора, прямо описалась. Сижу и громко так, писаю.
На следующий день не могу смотреть им в глаза. Мне все кажется, что он меня обязательно спросит. Почему я сидела в кустах. Все ждала его вопроса. Что, мол, зачем ты шпионишь? Чего добиваешься?
Но прошел этот и следующие дни. Меня не замечал он, как прежде. И только подруга его, стала посматривать на меня, все присматривалась.
Вот, думаю, гадина! Почувствовала! Оказалась, что, да. Не мыслимым образом, но она то, как раз, она это почувствовала. Что значит, любящая женщина? Спиной и той может почувствовать и ревновать!
Когда смена закончилась, и нас забирали по домам, я расплакалась. Я горько расплакалась. Я понимала, что моего Витеньку я уже не увижу и может уже никогда. Ребята смеялись, а я плакала. Эта гадина, так я стала ее называть, решила меня успокоить и ручкой, в моей любимой книге, записала свой адрес. Ну и гадина! Прямо ручкой и в книге! Моей книге!
Когда я приехала домой, то книгу ту, с ее автографом так задвинула, чтобы больше ее не видеть и в руки не брать.
Время побежало своим чередом. Я подрастала, округлялась. Причем, все время поправлялась. Все дети, как дети. Кроме школы чем-то занимаются. Кто на танцы. Кто спортом или просто на улице. А я все дома, все в мыслях. Сейчас мне смешно вспоминать, как я ждала встречи с ним. А все от того, что я долго росла без отца, и мне тогда, все хотелось, что бы Витя им стал для меня. Глупо, конечно. Но так было.
Я мечтала об одном, а стало по-другому.
Мамочка привела в наш дом папу, так она мне сказала. А я, как увидела его, так сразу возненавидела. Я ведь Витю ждала! Отчим, как и мама, работал врачом, и вскоре у нас родилась сестра, Катя. Отчим меня не трогал и я его тоже. У нас с ним был договор, как он мне сказал. Он меня не трогает и я его тоже. А вместе, мы любим маму.
С сестрой я подружилась, но вместо того, чтобы, как все ребята, я еще больше привязалась к дому. Была у меня одна секретная причина, почему я каждый раз легко соглашалась оставаться с Катькой. Эта причина была во мне, вернее, внизу у меня.
После отдыха в лагере я замкнулась и при каждом удобном случаи, мастурбировала. Все мечтала, при этом, о сексе с моим Витей. Тот случай не прошел незаметным и я потом, когда себя ласкала, много раз повторяла ее слова, что она говорила ему тогда, за кустом.
- Ну, что же ты меня мучаешь? Я вся извелась! Я хочу тебя! Милый, любимый мой Витя!
Говорю, а сама все мучаю, мучаю себя.
Отчим первый понял, почему я дома и чем занимаюсь. Один раз, когда я разошлась и тянула уже в двадцать пятый раз свои губки, он внезапно вернулся домой и услышал мои причитания. Не увидел. А может, увидел? Не знаю. Ничего не сказал маме и мне. Только так напугал, что я сразу решила, что больше в доме заниматься мучением себя не буду. Вскоре, мы с моей подружкой по классу, уже вместе мучили свои маленькие лодочки. Все их гребали, гребали. И мне, нравилось и ей.
Сначала, мы усаживались на диване, рядом и каждая из нас сложив ноги, игрались со своей лодочкой ручкой, под трусиками.
Для остроты положения она привлекала свой семейный, сексуальный архив. Родители ее довольно свободно раскладывали и хранили в доме те вещи, которыми пользуются взрослые в своей счастливой сексуальной жизни. Презервативы, книги, сексуального характера и даже порно. Мы с подругой все это просматривали и напряженно изучали.
Ничего в том плохого не было. Мы ведь мир изучали, где вскоре тем же займемся, что и наши родители. В школе все разговоры о том же. Как, да что. Мы с подружкой моей одноклассницей молчим, слушаем, переглядываемся. В разговоры те не встреваем. Ведь мы же, считали себя уже образованными. Стаж, как ни как, нарабатывали.
Что было хорошо. То, что ей мама все доверяла. Поворчит, поворчит, за беспорядки, за то, что лазает, а дочку свою не терзала, как некоторые.
Родители мои работали, дежурства, смены. Уставали, конечно. Но, сексом занимались, регулярно. Я слышала, как они занимались любовью и страдала. Пока они возятся в спальне, я прислушивалась и пальчиками трогала себя. А когда слышала его или ее вздохи и охи, то сама возбуждалась и себя не щадила. Один раз я случайно застала ее и видела, как она себя гладила и пальчиками там трогала. Мама оставалась одна. Отчим уезжал на курсы и учился второй месяц. Истосковалась она.