За моего Витечку! За меня! За страдания! Это я про себя говорю так каждый раз, как спину ее прижимаю, расчесывая волосы ей раз за разом и прислоняя ее плотно к своей груди.
- Ну, как? - Спрашиваю ее.
А сама чуть ли не улетаю. Ведь я вижу, я чувствую в ней эту дрожь, во всем ее теле.
- Что, не нравится, что не так?
И так к ней сзади прижимаюсь, что чувствую, как не только дрожит ее тело, а сердце ее, просто трепещет.
Когда я вышла на улицу, то так рассмеялась! Еще бы, ну, как я ее! Надо же?
Еще бы пол часика и я бы ее сделала! Ведь точно, сделала бы! Иду и улыбаюсь, вспоминая.
Вспомнила. Как вдруг я оторвалась от нее и сразу же к двери, говорю ей, что же это я так, ведь, забыла о сестричке, и она без ключа, во дворе все гуляет. Она верит, дуреха. Просит меня остаться, потом возвращаться, а потом не выдерживает, в дверях, и лезет ко мне целоваться. И я, желая ее завалить окончательно, так целую ее в засос, ее теплые губы и так прижимаюсь, что сама чувствую, что я так зря поступаю и мне теперь от нее не отделаться и не оторваться.
Вот так я разочаровываюсь в Витеньке и добродетели. А ведь она мне казалась всегда взрослой и недотрогой. А тут? Нет, ведь сама же на все шла! И я ее только подогревала и игралась. Ведь, могла же она, прекратить это в любое время, отстраниться? Так, нет же! Разочаровываюсь в добродетели, женском достоинстве и если хотите, то и чести. Зато в себе открываю такое, что чувствую, в этом мне от роду женском, написано с самого детства.
Потом, приезжает моя подружка. Что с ней твориться что-то не то, я сразу же это поняла. Я услышала ее еще в дверях, так она громко с мамой говорила и старалась быстрей от нее оторваться, что бы попасть ко мне. Я вышла, а она, глупышка, бросилась ко мне на шею и ладонями ухватила лицо мое и тянет к себе целоваться, я сопротивляюсь. Голову подняла, вижу, мама моя, напротив стоит, смотрит осуждающе. Заволокла на себе ее в комнату, а она мне говорить не дает, лезет все время с поцелуями. Я ее пара раз тряхнула, как следует, говорю. Что ты, себе позволяешь? Ели успокоила ее. Она ухватилась за меня, обеими руками, прижалась и что-то такое о своей поездке начала говорить, а потом, в слезы. Усадила ее, а она так переживает, все никак не может отпустить меня. Жмется, ласкается и плачет. Все сразу и одновременно. Мама дверь приоткрыла, но молодец не зашла, только головой кивнула. Мол, что? А я, ей, тоже головой, мол, ничего, справимся сами.
Наконец она успокаивается и начинает рассказывать. Сначала сбивчиво, перескакивая с места на место, а потом по порядку, как я прошу ее.
Вот, что она мне рассказала.
Отец давно хотел с матерью и друзьями отправиться в круиз. Но не на круизном судне, а на яхте. Его друг, последние полгода, занимался бизнесом, в Греции и жил там, с женой. Поэтому, когда он позвонил отцу и предложил на неделю выйти в круиз с Азорских островов, то отец сразу же согласился и маму уговорил. Но отцу так хотелось, что бы и я побывала в море и на яхте, что он не особенно задумываясь, оплатил наперед наше пребывание на яхте. Проблемы начались еще здесь. В-первых, я училась, и ему потребовалось все его умение, чтобы уговорить и отрегулировать в школе мое отсутствие на неделю. Потом отец рассказывал, что он дошел до директора и тот, дал согласие только после того, как отец предложил ему деньги. Он говорил, что директор согласился и сказал, что деньги пойдут на ремонт и приобретение учебных пособий. Говорить то он говорил, а деньги, которые ему отец предал, не в бухгалтерию и не в сейф, а себе в карман положил.
Отец сказал, на замечание мамы, ну и пусть, так надежнее будет.
Когда прилетели с пересадками на Азоры и добрались до отеля, то выяснилось, что в плаванье уходят две яхты. Яхта «Хит» - это их друзей и «Лимит» - второй команды, где капитаном был бизнес-партнер, того самого друга отца, который ему звонил и пригласил. Причем, на обеих яхтах, одинаковой постройки, только по четыре спальных места. Получалось, что мать с отцом и его друг со своей женой идут на «Хите», а мне места не остается. Взять меня сверх нормы не получиться, в море власти не выпустят, да и места просто физически не хватает. Даже для такого не большого человека, как я. На второй яхте «Лимит», есть свободное место, так как весь экипаж состоит из капитана, которого зовут Марек, жены и племянницы Ингрид. Мама как узнала, сразу же стала отказываться. Ее уговаривали все сразу. И, в конце – концов, она согласилась. На условиях, что я, каждый день, буду с ней лично, через каждые четыре часа, по радио общаться и капитан с меня глаз не будет сводить. И даже лучше будет, так она сказала, чтобы меня привязывали, когда я буду на палубу выходить. Вы, представляете? Что, я должна была, как коза, на веревке сидеть? Она даже не подозревала того, как все будет дальше.
Меня передали на яхту, и я познакомилась с экипажем. Ничего себе, люди приятные, все хорошо говорят по-русски. Они поляки и русский знают хорошо. Они все мне понравились, кроме племянницы. Эта племянница мне как то сразу не очень, показалась и не понравилась. Развязанная какая-то, показалась, и все на Марека, глазами зыкала. Мама все переживала, о моей безопасности в море, и ее заверил капитан, что я все время буду в жилете. Чушь, конечно, но она успокоилась.
Когда я все это узнала, то маме сказала, что я в море, без родителей не поплыву. Пусть отправляют меня домой. Потом все уговаривали, теперь уже, меня. Выходить в море надо было завтра, а самолет домой был только в конце недели. Остальные рейсы с пересадками, и я сама не захотела лететь, да и меня бы никто одну и не выпустил, без родителей. Ведь везде границы. Ждать их в номере, тоже не выходило, так как я должна была, сама жить здесь, неделю и дождаться, пока родители за мной, с каких-то там островов, приедут. Поругались родители из-за меня! Мама ночь не спала, а на утро, ее успокоил наш капитан, Марек и сказал, что мы все время будем вместе плыть, на виду друг от друга. Что было такой же чушью, как и все другие.
Ведь я же знала, что как только яхты выйдут в море, то мои родители и семья друга, отстанут, или выскочат вперед и тут же станут ходить и жить нагишом. Для того они и ехали. Продолжать свои подвиги в саунах. Поэтому, когда мы, на следующий день, пошли по магазинам с мамой и ее подругой по экипажу, то она мне все купальники мерила, а себе нет. Когда мне купили, то я ей сказала.
- Мама, а почему ты себе ничего не купила? Ты же без купальника приехала!
Она смутилась и что-то стала мне говорить, что она еще не выбрала, и так далее. Ее выручила подруга и сказала, что все купальники их дожидаются на яхте. И потом усмехнулась и добавила, что они все, как раз по фигуре, для каждого.
Когда поплыли, то мне сразу все понравилось. Очень красиво острова, скалы, зелень, вода голубая, прозрачная. Домики белые с красными черепичными крышами и церковь. И не жарко, градусов двадцать пять, двадцать шесть и вода двадцать четыре. Здорово. Ингрид все с фотиком. Навороченный он у нее. Говорит, что снимает для журнала. И меня сняла. Говорит, посмотрим потом, в каюте. У нее там ноутбук.
Я все яхту облазила, везде и всюду. А всего-то на ней места, это на палубе, да в кокпите, где каюта. Она одна для всех и спать там надо всем вместе. Две скамейки откидываются от бортов, и получается общая кровать. Я еще тогда этому удивилась и подумала. Как это мы будем все вместе спать, на одной постели?
А еще там, был за перегородкой, малюсенький такой туалетик и напротив кухонька, с плитой и холодильником. Наверх из каюты шла дверь, а над ней, приборы и радио. Сзади яхты, моряки говорят, за кормой, на веревке, болталась резиновая лодка, надутая и там лежали запасные жилеты, еда, и еще что-то. На всякий случай.
Как только вышли из бухты, я сразу легла в каюте. С непривычки меня укачало, хотя волнение было маленькое. К вечеру проспалась, а мы приплыли к соседнему острову Санта - Мария. Это где Колумб был. Через час пришла «Хит» и стала рядом на якорь.
Родители нам машут и разговаривают. Я, как только они подошли ближе и стали на якорь рядом, я тут же нырнула и в гости к родителям. Обнимались и целовались так, как будто сто лет не виделись. Вечером у них общий стол накрыли и все очень хорошо повеселились. Спать ложились поздно.