«А ну как, не научились... Хотя... Чего я?.. В Советской стране достигнуты значительные успехи в борьбе с инфекционными заболеваниями. С холерой, с тифом, с этой... как её!.. С чумой! Ну, и с лепрой, наверное... Советское правительство осуществляет ряд мероприятий по оздоровлению трудящихся и улучшению медицинского обслуживания населения. В результате чего в целом по стране снижена заболеваемость инфекционными болезнями и смертность от них...» – так думала Нелли Поликарповна, скользя взглядом по рыжей бородке и галстуку в горошек.
К успехам в борьбе с заболеваниями примешивалось чувство благоговения перед словом «академик». Слово это манило, внушало доверие и обещало моментальное исцеление от всевозможных недугов. К тому же других знакомых академиков от медицины у Нелли Поликарповны не было...
И потому, усадив назавтра Машу на заднее сиденье автомашины «Волга», Нелли Поликарповна полным решимости голосом скомандовала Стасику:
– В лепрозорий!
Стасик мотнул головой, машина захрипела, зафыркала и, спотыкаясь, понеслась по пыльной дороге...
Уж кому-кому, а Маше идея посетить лепрозорий приглянулась необычайно. Зная о проказе из Стивенсона и Лондона, Маша воображала себе мешки с прорезями для глаз и колокольчики, звуки которых отдаются в душе страшной, нечеловеческой тоской. А дальше!.. Дальше воображение подсказывало ей самые невероятные, самые причудливые сюжеты. То представлялось, что прокажённые зачем-то выкрали и утащили её в лес. Чем заканчивалась эта история, Маша не могла додумать и потому переключалась на новую. И тогда виделось ей, как она, Маша, ученица шестого класса «В» самой обыкновенной средней школы, вдруг неожиданно для всех изобрела лекарство от проказы. Вот так взяла и изобрела. Как именно, и что это за лекарство, Маша не знала, но только видела она себя в костюме сестры милосердия, проходящей по рядам и исцеляющей страшную болезнь. Халатик на Маше беленький, шапочка беленькая, из-под шапочки волосы струятся распущенные. А на ногах – туфельки на «шпильках»! Прокажённые лежат штабелями прямо на улице, а Маша к каждому подходит и лечит, лечит... А слава уж катится впереди красавицы-докторицы, и поступают ей приглашения из лепрозориев всего мира... Одноклассницы завидуют, одноклассники все до одного влюбляются в Машу, а учителя рвут на себе волосы и недоумевают, как это они раньше не распознали гениальную девочку. «Прозевали!» – думала Маша и даже злорадно улыбалась.
А машина тем временем выехала из города и вприпрыжку бежала по лесной дороге. Вскоре, однако, она остановилась и, дождавшись, пока кто-то невидимый отворит железные ворота, въехала на огороженную со всех сторон территорию.
Выскочившую из машины Машу постигло разочарование. Кроме нескольких двухэтажных корпусов, серого бетонного забора да самого леса, вокруг ничего не было. Вместо прокажённых, приезжих встретили огромные чёрные ели, закрывавшие собою солнце. Вместо колокольчиков звенели лесные птицы. Ели то и дело тяжело вздыхали и покачивали пушистыми лапами.
Вслед за Нелли Поликарповной Маша прошла в один из корпусов и вскоре оказалась в самом обычном врачебном кабинете. Письменный стол, шкафчик со стеклянными дверцами, клеёнчатая кушетка и ширма. Необычна была лишь просунутая в открытую форточку мохнатая лапа ели, росшей прямо под окнами кабинета.
Когда Маша и Нелли Поликарповна вошли, навстречу им из-за стола поднялся не старый ещё, коренастый, с хорошим цветом лица человек. И если бы не огромные очки с сильными диоптриями, из-за которых глаза его казались не больше горчичных зёрен, про него можно было бы сказать «пышущий здоровьем». Это и был академик-лепролог.
– Нелли Полика-арповна! – развёл он руками при виде вошедших.
– Здравствуйте, Николай Валерьевич, здравствуйте...
– И вам здравствовать, почтеннейшая...
И Николай Валерьевич, в одну секунду очутившись возле Нелли Поликарповны, припал к её руке. Наконец он оторвался и обратил внимание на Машу.
– А это что за прелестнейшее создание? – спросил он, взвешивая в руке Машину косу.
– Вот, Николай Валерьевич. Прошу, так сказать, любить... Племянница моя. Мария.
– Кто мо-ожет сравни-иться с Мари-ией ма-еэй!.. – пропел зычно Николай Валерьевич и, довольный, очевидно, тем, как удачно ему удалось подменить Матильду на Марию, засмеялся.
– Прошу вас, милейшие дамы... Прошу вас, – приобняв одной рукой Нелли Поликарповну, другой – Машу, академик подвёл их к двум, судя по всему, специально приготовленным креслам. Усадив гостей, он поспешил занять своё место. И, когда наконец все расселись, разговор возобновился.
– Я, Николай Валерьевич, изложила вам свою просьбу по телефону. Так уж вы не откажите. Дайте, так сказать, совет. Вы ведь у нас – светило!.. А то замучился ребёнок, совсем замучился...
При слове «ребёнок» Маша заёрзала в своём кресле и метнула на тётку недовольный взгляд.
Николай Валерьевич, слушавший Нелли Поликарповну с нежной улыбкой, прижал правую руку к груди.
– С удовольствием, уважаемейшая, с удовольствием. Чем могу – помогу. Я ведь с аллергиками постоянно дело имею. У наших у многих аллергия. Целый ряд инфекционных заболеваний, прелестнейшая Нелли Поликарповна, сопровождается аллергией. В том числе и лепра... Это – так называемая, инфекционная аллергия... Но у вас, как я понимаю, иной случай...
Отчего-то, когда академик заговорил о лепре, Нелли Поликарповне стало не по себе. Что-то такое вдруг зашевелилось внутри. Что-то липкое оторвалось от сердца и поползло вниз. И тотчас разлилось в животе противным холодком.