Вечное настоящее
В определенном смысле и люди воспринимают время как бесконечное настоящее. Мы дробим временную последовательность на отдельные эпизоды — утро, день, вечер, но все наши мысли протекают в настоящем. Когда я думаю о съеденном ранее завтраке, я думаю сейчас о том, что было утром. Когда я планирую ужин, я думаю сейчас о том, что произойдет через какое–то время. Я живу только в настоящем, и только с позиций настоящего способен рассматривать прошлое и будущее.
Эта посылка дает нам некий ключ к пониманию того, каким Бог «видит» мир, и объясняет, почему тем, кто испытывает сомнения в Боге, Библия рекомендует два средства — припомнить прошлое и уповать на будущее. Псалмы и Пророки, Евангелия и послания настойчиво призывают нас оглянуться и вспомнить великие деяния Бога — Бога Авраама, Исаака и Иакова, выведшего евреев из Египта, из любви к нам пославшего на смерть Своего Сына и воскресившего Его из мертвых. По близорукости мы сосредотачиваемся лишь на том, чего хотим от Бога сейчас, и упускаем из виду то, что Он уже сделал для нас.
Библия указывает также и в будущее. Пророки говорят всем, потерпевшим крушение — евреям в Вавилонском пленении, христианам, преследуемым властями Рима, Ирана, Южной Африки или Албании и всем остальным — о грядущем царстве мира, справедливости, счастья. Они призывают нас жить в свете будущего. Способны ли мы жить сейчас «как будто» верим в любящего, милосердного, всемогущего Бога — несмотря на то, что узкие рамки земного времени лишают нас трехмерного зрения? Пророки утверждают, что история формируется не настоящим и прошлым, а будущим.
Я столь много внимания уделил тайне времени, поскольку именно в ней я надеюсь найти разгадку несправедливости. Невзирая на любые наши аргументы, Бог в тот или иной момент кажется человеку, запертому в рамки времени, несправедливым. Только в конце времен, когда мы достигнем «высшего» уровня восприятия, свойственного Богу, когда всякое зло будет либо прощено, либо наказано, когда исцелится всякая болезнь и будет восстановлена в своей цельности Вселенная — только тогда воцарится справедливость, и мы узнаем, какую роль сыграло зло, какую — грехопадение, а Какую — законы природы в столь «несправедливом» событии, как, например, смерть ребенка. Пока же мы Этого не знаем и можем лишь полагаться на Бога, Который знает.
Многие подробности неизвестны нам не потому, что Бог намерено оставляет нас в неведении, а потому, что существует свет, недостижимый для нас. Бог единым взглядом охватывает вселенную и знает, чем завершится история, а мы — создания, существующие внутри времени, — располагаем лишь одной, наиболее примитивной возможностью понять — мы должны ждать, пока наступит полнота времени. Только когда завершится ход истории, мы осознаем, каким образом «все содействует ко благу» нам. Вера требует от нас верить наперед в то, что обретет для нас смысл лишь задним числом.
Один мой друг резко возражал против такого определения веры: «Получается, Бог не несет ответственности за зло, а все хорошее вы готовы приписать Ему». Как ни странно, этот человек прав: я думаю, вера требует от нас в том числе и этого — верить в Бога даже тогда, когда Он не подает признаков Своего существования, как верил Иов. Надо верить в Его милость, в благо, существующее вне времени, благо, еще не вошедшее в наше время.
Мы способны встретиться с вечностью в том отрезке времени, который по нашим меркам равен дню, минуте, секунде. В нем мы соприкоснемся с тем, что никаким отрезком времени не измерить. Поэтому в нас живет надежда, что в итоге мы освободимся пусть не от времени (это не под силу человеческой природе), но, по крайней мере, от его тирании, от линейности, скудости времени. Мы сможем оседлать поток времени, не позволяя ему нести себя, исцелить ту вечно ноющую рану, что нанесли нам развернувшиеся во времени события. Эта рана ноет, даже когда мы счастливы, ведь мы так и не смогли привыкнут ко времени — мы не устаем изумляться: «Как он вырос», «Как летит время»! Создается ощущение, будто этот повседневный опыт все еще остается новым для нас. Странно, не правда ли? Так же странно, как если бы рыба дивилась тому, что вода в реке — мокрая. Да, это было бы странно. Если только не предположить, что рыба задумана наземным животным и когда–нибудь станет им.
Клайв Льюис, «Размышления о псалмах»
26. Молчание Бога[48]
На что дан свет человеку,
которого путь закрыт,
и которого Бог окружил мраком?
Вздохи мои предупреждают хлеб мой,
и стоны мои льются, как вода.
Иов 3:23–24Один мой знакомый отправился в сумерках поплавать в большом озере. Он неторопливо отплыл примерно на сотню ярдов от берега, и тут на воду опустился плотный вечерний туман. Внезапно все исчезло из виду — и горизонт, и все ориентиры. Он не различал больше огней берега. Туман поглотил свет, и пловец не видел даже, в какой стороне заходит солнце.
С полчаса он в панике барахтался на воде, выбирал то или иное направление, в отчаянии менял его, поворачивал резко направо или налево — все равно. Он чувствовал, как сильно стучит сердце, как тело выходит из–под контроля. Остановившись, он заставил себя расслабиться, собраться с силами, сделать несколько глубоких вздохов, — а потом снова поплыл наугад. Наконец он услышал слабый голос, окликавший его с берега. Он поплыл на голос и благополучно добрался до суши.
Наверно, столь же безнадежно заблудившимся чувствует себя Иов, сидя на гноище и пытаясь осознать все произошедшее. Он тоже лишился всех ориентиров. Куда ему обратиться? Бог вел его прежде сквозь туман, а теперь Он молчит.
Пари, заключенное Богом с сатаной, предусматривало полное неведение Иова. Если бы Бог подсказал ему: «Сделай это ради Меня, как рыцарь веры, как мученик», — Иов страдал бы радостно и благородно. Но сатана хотел проверить, устоит ли вера Иова без всякой внешней поддержки, без объяснений. Бог принял условия — и тьма поглотила Иова.
Разумеется, Бог в итоге выиграл пари. Иов изливал горькие жалобы, Иов отчаивался и просил себе смерти, но, тем не менее, он не отрекся от Бога. «Он убивает меня, но буду надеяться», — повторяет он. Он верил, несмотря на мрак и туман.
Можно прочесть историю Иова и так: во главу угла поставить пари, а затем, дочитав до конца, вздохнуть с облегчением: «Все, Бог уладил эту проблему, доказал раз и навсегда сатане, что такое вера, и теперь Он, как прежде, будет напрямую общаться со своим народом!» К сожалению, эта надежда рассеивается, как только переходишь к следующему тексту Библии. Мне неприятно высказывать эту горькую истину, я бы и сам предпочел не думать о ней, но случай с Иовом — лишь кульминация общего закона веры. По–видимому, Бог превыше всего ценит веру, укрепляющуюся в тумане, когда Бог молчит, когда тьма сгущается.
Пережившие туман
Вспышка света от дальнего маяка — и вновь ужасный непроглядный мрак, глухое молчание. Я вижу эту схему не только в Книге Иова, но и повсюду в Библии. Вспомним старца Авраама, приближающегося к столетнему юбилею и все еще цепляющегося за обещание сделать его прародителем великого народа. Четверть века прошло с тех пор, как эта прекрасная мечта превратилась в мираж — и вдруг сын все–таки появляется на свет, один–единственный сын. Когда же Бог вновь заговорил с Авраамом, Он призвал его к испытанию веры, не менее суровому, чем то, которому подвергся Иов. «Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака, — потребовал Господь, и каждое Его слово, словно кинжал, пронзало грудь Авраама, — и принеси его во всесожжение».
А потом Иосиф: Бог говорил с ним во сне и привел его сперва на дно колодца, а потом в египетскую тюрьму. За что? За то, что он послушно следовал указаниям Бога. Моисей, избранный Богом освободитель еврейского народа, сорок лет скитался по пустыне, укрываясь от солдат фараона. Давид, помазанный в цари по приказу Господа, сделался жалким изгнанником — десять лет он жил в пещере, постоянно опасаясь смерти от руки противника.