– Я не знаю, – честно отвечает парень. – Но когда-то мне точно что-то понадобится. Может, я захочу завести семью, и мне нужна будет гарантия, что она не пострадает. Может быть, я навлеку ваш гнев и попрошу защиты. Я не знаю.
– Хорошо, – Лорд согласился после трехминутного раздумья, наблюдая, как юноша ерзает. – А сейчас уходи и помни про время. Его ход не остановить.
И низко поклонившись, как и подобает, Нотт ушел в комнату, что Люциус ему выделил.
Бокал огневиски залпом сжег горло к чертям. Парень сбросил дорогой пиджак на пол и рухнул на кровать лицом в подушку, вцепившись в нее зубами, а кулаками сжал простынь.
Она стоила этой адской боли. Она стоила потери сознания.
Утром Люциус заглянул к мальчишке. Не то чтобы Малфой переживал за какого-то школьника, просто хотел узнать кое-что о своем сыне, ведь есть такие вещи, которые не рассказываются родителям, но известны друзьям.
Люциус недовольно сморщил нос, когда увидел пиджак на полу.
– Молодежь, – недовольно бросил он сквозь зубы. Взмах палочки и пиджак уже летит на спинку стула. Не абы что, конечно, но пойдет. В конце концов он не нанимался в прислугу. Люциус делает шаг, и пергамент хрустит под его ногой. В другое время он бы не заметил, но тишина в поместье была оглушающей. Это было не в его манерах читать какие-то записки и совать нос не в свои дела он не особо любил, но все, что находилось в его особняке – все его. Он лениво разворачивает пергамент, и его челюсть была готова упасть до самого низа – примерно в подземелья. Лист пергамента, аккуратный женский почерк и всего одно слово – а Малфой-старший уже шокирован и удивлен. Он мог ожидать подобного от кого угодно, но только не от этого юноши с каштановыми волосами. И тем не менее, улыбка гордо засияла на лице взрослого мужчины.
Бумажка была брошена на пол, пиджак отлеветирован на место, а Люциус направился прямиком в библиотеку.
Теодор открыл глаза, возвращаясь в реальность. Он уже сидел в своей хогвартской спальне. Одна рука крепко вцепилась в стакан, а вторая поглаживала корешок книги. Подумать только, что книгу ему вручил самолично Люциус. Теодор сломал себе всю голову, думая и гадая, как Малфой-старший об этом узнал. Люциус был скользким, так даже Темный Лорд считал, поэтому Нотт точно знал, что это не совпадение. Вопрос был следующим – на чьей стороне Люциус Малфой?
В дверь робко постучали и, не дожидаясь ответа, зашли.
– Кто бы ты не был, уходи, – просит Теодор, глядя в пол. Он слишком погружен в свои мысли, чтобы уделять кому-то внимание.
– А если это я? – звук ее голоса выдергивает юношу из забытья, которому он предавался. Она зарывается рукой в его каштановые пряди, а он ловит ее ручку в свою, жадно целуя. – А что, если я скажу, что очень скучала?
– Тогда я отвечу, что тоже по тебе скучал, – книга летит на пол, а он двумя руками обнимает девушку. Вот она уже сидит на его коленях, а он беззастенчиво ее целует. – Я люблю тебя, ты знаешь? – шепчет он ей.
Она улыбается. Она ведь тоже его любит. Больше жизни. И отдаст эту жизнь за него.
– Что это? – кивает она на пол, где старинный фолиант небрежно валяется.
– Цена нашего счастья, – выдыхает он.
Она негромко вскрикивает – то ли от хорошей новости, то ли от того, что его пальцы проскользнули под резинку ее трусиков.
– Мы не можем, – всхлипывает она, чувствуя настойчивое шевеление его пальцев внутри себя.
– Почему? – голос сиплый, то ли от боли, то ли от наслаждения.
– Ты ведь все знаешь, – по щеке стекла крупная слеза.
– Знаю, любимая, – он встает, аккуратно ее придерживая, а затем опускает в кресло, где сидел сам.
Он отстраняется, а она тянет к нему руки, чтобы прижать к своей груди. Только Мерлин может знать, как она его любит. Он проводит рукой по ее ногам, начиная с коленок и поднимаясь выше по бедрам. Девушка замирает под напором его нежных касаний. Для начала он ставит ее ступни на подлокотники, и начинает медленно скользить по одной ноге пальцами, а другую от стал нежно целовать губами, скользя вверх. Всхлипы превратились в рваное дыхание, а потом в стоны, когда его губы и пальцы встретились возле краешка белья.
Ночь была длинной. Он любил ее целую вечность.
Она нашла его в библиотеке. Ну как нашла, просто она захотела побыть одной и направилась к своему любимому месту в библиотеке, а он уже был тут.
– Тео, – улыбнулась она. Парень выглядел счастливым. – Как все прошло?
– Пойдет, – отмахнулся Теодор и улыбнулся ей широкой улыбкой.
– Прости, я вчера так быстро уснула, что не дождалась тебя.
– Думаю, я вырубился раньше, – улыбнулся слизеринец. – Эти поездки так утомляют. Но у меня кое-что есть, – хитро подмигнул он Гермионе.
– Ох, мистер Нотт, вы меня балуете, – улыбнулась девушка. Ее взгляд с игривого резко стал серьезным, когда слизеринец, оглянувшись по сторонам, достал из сумки книгу.
Она восхищенно рассматривала фолиант, чувствуя, как вибрируют кончики пальцев от обилия магии, что скрывали в себе ее желтые страницы.
– Это невероятно, – воскликнула Гермиона. – Как ты ее достал?
– Ты мне не поверишь, – не соврал ведь. С другой стороны, он сам до сих пор не верит.
– Можно я оставлю ее себе, пока не изучу?
– Конечно!
– Спасибо, Тео, – ее улыбка наконец-то стала искренней. Открылось второе дыхание – она наконец-то сможет помочь другу.
Что-то происходило. Что-то настолько масштабное, что отголоски витали в воздухе, но не каждый мог это заметить. Только избранные студенты чувствовали холодок, что заставлял оглядываться в коридорах.
Теодор Нотт задыхался. Он врал так много и часто, что тонул в собственной игре. Он думал, что будет легче и что он справится. Но реальность холодной ладонью сжимала легкие показывая цену каждого вдоха. Парень даже обратился к Мадам Пофри в Больничное крыло, и заботливая женщина, сделав небольшую диагностику, выявила у слизеринца тревожное расстройство. Причитая, что он еще совсем ребенок, дала ему два пузырька – снотворное и антидепрессантное зелье, взяв с юноши обещание, что он не станет увлекаться. И он пообещал.
Конечно, наврал. Вместо одного глотка снотворного он делал три, но все равно не мог уснуть. Вместо того, чтобы пить антидепрессанты один раз в сутки, он глотал их каждые три часа.
Блейз Забини все это видел, но молчал.
Гарри Поттер не оставлял попыток узнать, что же делает Малфой за закрытыми дверями Выручай-комнаты. Каждый вечер на протяжении уже двух недель он бродил по коридорам Хогвартса под мантией-невидимкой. Это был его второй промах. Сначала он не справился с заданием от профессора Дамблдора. Гарри был наивен и думал, что у него с профессором Зельеварения хорошие отношения, и тот выложит настоящие воспоминания. Но не тут-то было. Привязанность к молодому Волан-де-Морту была сильнее, и теперь Гораций Слизнорт бегал от Гарри, как от огня. А теперь еще и неудача с Малфоем. Все это выбивало парня из седла, хоть он и крепился для друзей.
Однажды он стал свидетелем крайне интересного разговора между деканом Слизерина и директором школы.
– Вы ведь специально выращивали их врагами, Альбус, – в словах Снегга скользит горечь.
– Я должен был.
– С самого первого курса они ненавидят друг друга, – не унимался Снегг.
– Это был мой план, Северус.
– Они ведь убьют друг друга, Альбус.
– Мы действительно настроили ребят друг против друга. Но так мы воспитали лидеров. Мы закалили их. Мы выковали сталь, Северус.
– Гарри Поттер никогда вас не простит, – грустно подытожил Снегг.
– Как и Драко Малфой, – в тон ответил ему директор.
– Что же мы делаем? – риторический вопрос повис в воздухе.
– То же, что и всегда, Северус, спасаем мир.
Профессора ушли, а Гарри так и остался глядеть им вслед под мантией-невидимкой. В нем был такой коктейль чувств, что Гарри чувствовал, что взорвется. Его вырвало в первом же попавшемся туалете. Он никогда не думал, что согласится с Малфоем, но, определенно, директор Хогвартса еще тот чудак.