– Нет, – признался Теодор, а Гермиона лишь свела брови.
– В школе четыре факультета.
– Быть не может, – воскликнула Гермиона.
– А у магии четыре стихии! – продолжил Нотт мысль Гарри, и гриффиндорец с улыбкой кивнул.
– То есть получается, что он украл что-то из Хогвартса? – Гермиона начала догадываться.
– Скорее всего что-то из личных вещей основателей, – предположил слизеринец.
– Очень даже может быть, – кивнул Гарри, ведь Лорд возвращался в школу.
– Да ладно? – удивился Нотт.
– Да, он хотел преподавать Защиту от Темных искусств.
– Забавно, он хотел бороться со злом, а в итоге сам стал его воплощением, – горько подчеркнула Гермиона.
– И ты думаешь, он хотел тут работать, чтобы что-то украсть? – глаза Теодора горели интересом, а разум усердно работал, пытаясь хоть отдаленно, но разгадать тайну своего Повелителя.
– Дамблдор не позволил, но не удивлюсь, если тот что-то стырил по пути, – Гарри поджал губы.
– Тогда надо поискать в библиотеке. Уверена, что от был отличником, поэтому тоже проводил большую часть времени среди этих книг, – заявляет Гермиона. – Мы должны найти ту, что вдохновила его. Возможно, он даже оставил пометки на полях, – ее глаза запылали огнем, как только она представила объем работы.
– Я еще не говорил об этом с Альбусом Дамблдором, – тихо начал Гарри, – но не думаю, что это связано напрямую с факультетом. Если только количеством.
– Почему? – возмутилась Гермиона, план которой трещал по швам.
– Вспомни второй курс, – она непонимающе уставилась на него, пытаясь угадать ход его мысли. – Дневник, Гермиона.
– И? – Нотт тоже ничего не понимал.
– Это был крестраж, – пояснил Гарри
– Ты на втором курсе уничтожил крестраж Темного Лорда? – Нотт чуть не завопил на всю библиотеку.
– Ну мы тогда не знали, что это такое, – Гарри усмехнулся.
– Так это же здорово, – широко улыбнулся слизеринец. – Значит, нам осталось три.
– А я и не подумала об этом, – улыбнулась ему Гермиона.
– Это да, но, ребят, дневник – это не реликвия Хогвартса, понимаете? – Гарри виновато посмотрел на товарищей.
– Это может быть тогда, что угодно, – простонала Гермиона. Нотт переплел с ней пальцы, подбадривая. – Нет, – громко сказала девушка, – не что угодно, а что-то важное, личное, – она посмотрела на ребят, пронизывая каждого насквозь, а потом сфокусировалась на Гарри. – Помни, что ты не один. А теперь нас чуть больше, чем просто двое.
Они еще немного поговорили, и Гарри, как обычно, стал прощаться, тактично оставляя Нотта и Грейнджер вдвоем. Но в этот вечер Гарри решился и попросил, опуская взгляд:
– Теодор, а можно посмотреть.. на… на татуировку? – Гарри сам не понимал, зачем ему это нужно было, но он чувствовал, что должен взглянуть в глаза страху.
Нотт тоже не понимал мотив этого поступка, но тем не менее он поднял руку вверх и стал закатывать рукав.
– Давай помогу, – предлагает Гермиона. Теодор чувствует, с какой нежностью она касается его. А еще он чувствует, как дрожат ее пальцы.
– Какое уродство, – вырывается у Поттера, когда он видит черную метку.
– Прости, – вырывается у Теодора и он тянет рукав вниз, скрывая татуировку.
– В этом нет твоей вины, – Гарри сочувственно улыбается. – У тебя не было выбора. – На этой ноте он и ушел, кивнув друзьям. Определенно, с этой минуты он мог считать Нотта другом.
Малфой видел, как Поттер вылетает из-за стеллажа. Так спешил, что даже не заметил его. Он решил посмотреть, что там такого за углом. Он тысячу раз пожалел, что поддался этому порыву. Безмолвный свидетель.
– Ты тоже считаешь, что я урод? – спрашивает Теодор.
– Гарри же сказал, что это не твоя вина.
– Ты так не ответила на мой вопрос, – улыбнулся Тео.
– Я думаю, что ты сам знаешь, что ты прекрасен, – она скользит пальцами по его руке, оголяя левое предплечье. Она поднимает его руку вверх, чтобы лучше рассмотреть. Она нежно проводит кончиками пальцев по контуру змеи, вызывая у парня грубый вздох. Она прислоняется щекой к татуировке, и он доверчиво смотрит в ее глаза.
Теодор Нотт понял, что в полной заднице.
Боль. Океан боли почувствовал Драко. Он должен был быть на его месте. Она должна вот так прижиматься только к нему. Его татуировку она должна боготворить. Но он ей соврал, поэтому это был Нотт. Именно потому он поспешно ушел, не оглядываясь. Он бы не выдержал, если бы увидел, как губы Теодора жадно потянулись к ней.
Как всегда, Теодор проводил Гермиону до портрета.
– Может, зайдешь? – предлагает она, но он снова откажется. Как всегда в последнее время.
– Я не могу, – его вечный ответ.
– Но почему?
– Я действительно пока не узнал, как именно работает связь с… Сама-Знаешь-Кем, – улыбка вышла грустной. – Также Гарри может оказаться правым. Я не хочу подвергать тебя опасности, – когда он не мог сказать ей правду, он всегда прикрывал это заботой.
– Но Тео, – она хотела не согласиться с ним и привести кучу примеров, чтобы доказать, что она сильная и совсем справится, но слизеринец ее перебил:
– А теперь я еще могу и Гарри навредить, понимаешь? – он снова давит на больное.
– Ты прав, – соглашается она после минутного молчания. – Ты абсолютно прав. Просто я… – запнулась она, – просто мне нужно тебе так многое рассказать.
– Разве это не может подождать? – улыбается он.
– Может, – соглашается она, ведь правильных слов она еще не нашла. Это помешательство, не иначе. Словно Империус. Он просто сказал, а ноги сами повели ее к нему.
Теодор ушел, а у нее на сердце появился очередной камень. Портрет распахнулся, пропуская девушу вперед. Она была настолько задумчива, что не заметила другого слизеринца, что поджидал ее, сидя на диване, и отбивал пальцами ритм на коленке.
– Грейнджер, – она вздрогнула от его голоса. Он уже взял себя в руки, но следы злости остались.
– Не сегодня, Малфой, у меня нет настроения, – это была чистая правда. Теодор Нотт жертвовал всем ради победы Ордена, а она боялась ему раскрыться.
– Что на этот раз?
– Я уже ответила, – раздраженно повела она плечом и стала подниматься по лестнице.
Такой ответ в корне не устраивал Малфоя, поэтому он подлетел к ней и прижал к себе. Злость, что почти утихла, начала вновь закипать. Он ненавидел ее посиделки с Поттером и Ноттом, он ненавидел ее занятия с Забини, и он совершенно ничего не мог с этим поделать.
– Малфой, – на выдохе произносит гриффиндорка.
– Грейнджер, – он вдыхает ее запах. – Почему?
У нее было так много вариантов ответа, что она даже растерялась.
Потому что Теодор первый разглядел в ней девушку.
Потому что между ними понимание.
Потому что он ее тихая гавань, к которой она возвращается после тяжелого дня.
Потому что он доверил ей свою тайну.
Потому что она доверила ему тайну Гарри.
Потому что они втроем обманывают Рона.
Потому что у них есть план, в котором для Малфоя нет места.
Потому что она привыкла все рационально оценивать, а Драко не поддается анализу. Это что-то невозможное, но от этого невозможно отказаться.
Потому что ей стыдно.
Потому что ей надо подумать обо всем.
Какой ответ устроит Малфоя?
Никакой.
Поэтому она ответила абстрактно:
– Нет настроения, – она даже выдала улыбку, которой он ни разу не поверил.
– Ничего страшного, Грейнджер, – его руки, лежащие на бедрах, поднимаются выше по ткани, – моего настроения, – пальцы сжали грудь сквозь блузку, – хватит на нас двоих.
– Я не хочу, – качает она головой.
– Почувствуй, Грейнджер, – он прижимает ее к себе еще ближе, и она чувствует. Она сдалась сразу же, потому что знала, что Драко добивается того, чего хочет. А его желание сейчас недвусмысленно упиралось в ее ягодицы.
На самом деле Гермиона была ему признательна. Как бы это глупо не звучало, но он ее чувствовал. Он угадывал, когда стоит продолжать, когда нужно что-то рассказать, а когда необходимо остановиться. Он мог нежно целовать ее на диване, медленно доводя до умопомрачения, а потом как ни в чем не бывало отстранялся, и они возвращались к чтению.