Гермиона не могла поверить своим глазам, но ее руки действительно светились. Не так ярко, конечно, как у Тео, но слабое свечение, практически тусклое, было.
– Магия какая-то, – выдохнула девушка.
– Это и есть магия, Гермиона, – она не видела, но чувствовала, как он улыбнулся.
– Это все благодаря тебе, – с жаром зашептала девушка. – Магия такая же синяя, как и твои глаза, – подметила девушка.
– Фантазерка, – хохотнул Теодор.
– Спасибо тебе, – она развернулась в его объятиях и поцеловала парня в губы.
– Магия всегда была с тобой, Гермиона, – ответил он ей, когда девушка сама разорвала поцелуй.
– Нет, у меня никогда не получалось, – упрямо повторила гриффиндорка, а он снова улыбнулся.
– Смотри, – он развернул ее лицом к окну.
– На что? – не поняла Гермиона.
– Знаешь старую легенду?
– Нет.
– Это легенда о том, почему чистокровные презирают маглорожденных, – он прислонил ее ладони к холодному стеклу, и Гермиона вздрогнула. Может от холода, а может от неожиданности или предвкушения. Приятное тепло разлилось по телу, когда его ладони моргнули нежно-синим цветом.
– Расскажи, – шепчет Гермиона.
– Давным-давно, когда еще не существовало всех этих предрассудков, – начал Нотт, – один волшебник влюбился в самую обычную девушку. Но для него она была самой прекрасной на свете.
– История стара, как мир, – разочарованно протянула Гермиона.
– Не все так просто, – он приблизил губы к ее уху и зашептал, вызывая мурашки по коже. – Они понравились друг другу, и он хотел на ней жениться. Неслыханная по тем временам дерзость: аристократ, к тому же волшебник, и безродная провинциалка, к тому же маггла. Но началась война, и мужчина был вынужден пойти на нее.
– Он умер, да?
– За что ты так ненавидишь мужчин? – притворно ахнул Теодор.
– Она умерла? – предполагает Гермиона.
– Никто не знает, что с ней случилось.
– А с ним?
– Он ее искал всю свою жизнь, но так и не смог найти.
– Бывает, – грустно сказала гриффиндорка.
– Ты не понимаешь, Гермиона, жизнь у волшебника намного длиннее, чем у обычного человека. Он искал ее чертовски долго.
– Но так и не нашел? – предполагает Гермиона.
– Он хотел попросить помощи у солнца, но оно было такое яркое, что мужчина не смог. Тогда он обратился к луне. И они договорились, что аристократ будет искать девушку днем, при свете солнца, а луна будет искать по ночам, в темноте. Но она тоже не могла справиться, поэтому попросила помощи у морей и океанов. Каждую ночь она расспрашивала их о красавице, но и волны не видели ее.
– Как грустно, – Гермиона прониклась легендой.
– Волшебник не смог с этим смириться и отдал всю свою магию луне, став смертным, – продолжал Теодор. – В знак признательности, и словно отдавая дань, луна по-прежнему пытается найти ту девушку, как моря и океаны. Она не смогла помочь этой паре, но соединяет другие.
– Как красиво, – мечтательно произнесла гриффиндорка.
– Говорят, что их души перерождаются, и они ищут друг друга целую вечность. В тот день, когда они встретятся и признают друг друга, луна окрасится в красный.
– Ты это только что придумал? – Гермиона вглядывалась в лицо юноши, что отражалось в окне.
– Обижаешь.
Гермиона перевела взгляд выше, где в небе сияла одинокая луна.
– Ты прав, – вдруг сказала Грейнджер. – Смотри, луна тоже светится синим по контуру.
– Это дар, Гермиона, – Нотт чуть сильнее надавил на ее ладони, что по-прежнему были прижаты к стеклу. – Не дай свету погаснуть, – его голос был слишком грустным.
– Не дам, – обещает она. Это было так естественно, развернуться в его руках. И совершенно естественно поцеловать его.
Предвкушение пробежало по спине, лаская кожу, и девушка подалась ему навстречу. Ее руки первые вторглись на чужую территорию – под его блейзер.
– Не чужую, – поправила она себя мысленно. – Мою.
Она и не догадывалась, сколько электрических импульсов пробежало по его телу от самого простого ее прикосновения, сколько мыслей промелькнуло в его голове, пока ее нежные губы ласкали его.
– Гермиона, – только и смог сказать Теодор, когда она прижалась к нему со всей силы своего хрупкого тельца.
– Не сейчас, Тео, пожалуйста, – она просила или отказывалась, но сама не понимала, зачем и отчего.
– Конечно, – выдохнул он прежде, чем обрушился на ее губы в поисках себя. Он чувствовал примерно тоже самое. Нуждался в ней.
Его сильные руки ловко подхватили ее и усадили на подоконник. До кровати было ровно четыре шага назад, но сейчас это казалось катастрофическим расстоянием. В его мозгу еще пульсировала мысль, что это займет не больше двух секунд, но он почувствовал, как она обхватила его ногами.
Она отпустила себя, дав полную свободу действий своим рукам. Она наслаждалась каждым дюймом его кожи, чувствуя, как он горит и полыхает под ее прикосновениями. Она находила его просто идеальным.
В нем было идеально все. Даже в полумраке она отметила загорелый оттенок его кожи, будто в крепкое кофе добавили молока, придавая идеальный цвет. Ей нравился его запах, что наполняет не просто ее легкие при рваных вдохах, но и каждый атом каждой клеточки тела. А его синие глаза были лучшим, что случалось с девушкой на этом году обучения. Или, быть может, за всю жизнь? Его глазами были не просто морем, они были целым миром, целым океаном, а Гермиона была хоть и неплохим пловцом, но хотела утонуть.
Она негромко пискнула, когда Нотт подтянул ее за бедра ближе. Он мельком взглянул на нее, чтобы убедиться, что с ней все хорошо и она не злится на эту грубость с его стороны. Ее губы прошептали “не останавливайся”, а бедра приподнялись над подоконником, позволяя слизеринцу стянуть белье.
– Ты невероятная, – прошептал Нотт.
– Ты тоже, – нетерпеливо ответила Гермиона.
С ним все было по-другому. Ощущалось по-другому. Выглядело иначе. Она непроизвольно вздрогнула, услышав, как пряжка ремня стукнулась об пол, но как только Теодор провел головкой члена по ее половым губам, это ушло на второй план.
Предвкушение. Предвкушение потекло по ее венам, когда член терся о складочки, а губы терзали ее ключицы, медленно скользя ниже, оставляя за собой влажный след.
Страсть. Страсть кипела в крови, заставляя сжать зубы от своего напора. Он так хотел ее и так боялся причинить дискомфорт. Он не знал, но догадывался, насколько Малфой был “нежен” с девушкой. Она была готова принять его полностью, он чувствовал, какой она была влажной, он слышал ее бессвязные мольбы, что срывались с ее губ.
– Сейчас, – прошептал он ей в ответ на ее просьбы.
– М-м-м, а-а-ах, – простонала она, когда он вошел в нее.
Он не просто вошел в ее тело, он ворвался в ее душу и заполонил разум. Он красиво вошел в ее разрушенный мир, чтобы склеить осколки, чтобы собрать ее снова. Она чувствовала себя фениксом в его руках, а жар, который медленно тек по венам, лишь подтверждал это. Нотт говорил, что сможет подарить ей целый мир, и Гермиона чувствовала этот новый мир под кончиками своих пальцев.
Грейнджер была дезориентирована, потому что Тео был везде и вокруг. Он был в ней, его руки были на ней, а его бархатный баритон ласкал слух.
Когда оргазм накрыл девушку, Гермиона расплакалась от эмоций, от осознания, от своих мыслей. Нет, она расплакалась от принятия своих мыслей.
– Все так ужасно? – притворно расстроился слизеринец. Она покачала головой в знак несогласия. – Почему? – он губами поймал слезинку, что медленно бежала по щеке.
– Потому что ты идеален, – прошептала Гермиона, зажмурившись. Да, Нотт был идеален, вот только она чувствовала себя последней дрянью.
Он хрипло рассмеялся с такого ответа, а затем вновь продолжил толкаться, чувствуя, что она до сих пор нежно пульсирует вокруг него.
Теодора тоже одолевали различные мысли, но он пытался их сдерживать, хоть они больно хлестали по нему. Он думал о Грейнджер. Не просто как о девушке. Как о своей девушке. Невесте. Практическе жене. Но она по-прежнему орудие для достижения цели. Его козырь. Его промах. Его погибель.