А еще она пришла сюда за ответами, которых никто не мог дать.
Как медальон, который разбился, оказался снова на ее шее целым?
Почему не спали его согревающие чары, когда он разбился?
Только один ответ, от которого сердце замирало, а потом начинало бешено стучать, а глаза поневоле наполнялись не пролитыми слезами – он жив. Невероятно, волшебно, чудесно, но каким-то образом он выжил. Только это могло бы многое объяснить. Но появился тогда другой вопрос – зачем?
Слишком много вопросов, которые теряли важность перед неоспоримым фактом, в который она смогла поверить – Теодор Нотт ее использовал, чтобы помочь отцу.
Она не смогла повторить его поступок и сбежать от реальности, но смогла десятикратно увеличить дозу и забыться в реальности.
А сейчас она сидела на кровати, свесив ноги и думала, что происходит вокруг. Дружба дружбой, но Гарри не заметил, что с ней что-то не так. Отношения отношениями, но Гермиона обязана следить за последними новостями.
Она твердо решила выпытать у Гарри абсолютно все, что она пропустила, пока была в “отношениях”.
Отношения.
Она пообещала себе, что больше никогда не допустит такой ошибки. Это не для нее. Она не создана для отношений. Она создана только для того, чтобы ее использовали. Отношения – это не к ней, а вот спасти чью-то жопу и дать списать, то да, вот тут ее выход.
По щеке скатилась слеза. Последняя. Она поняла, что самые нормальные отношения у нее были с Малфоем – он никогда ей не врал, а просто использовал. Гермиона даже зло ухмыльнулась от этой мысли, настолько все было абсурдно.
Она была уверена, что Блейз никому не рассказал о ее глупости, но утром все равно уточнит, что именно он сказал, если, конечно, хоть кому-то было до нее дело за эти два дня.
До завтрака было еще долго – целых три часа, поэтому Гермиона достала из шкафа чистое полотенце и аккуратно положила его на стул. Надо возвращаться, поэтому она полежит в теплой ванне, отпуская все, читая книгу. Как раньше. Как-будто ничего не произошло. Ни-че-го.
Подхватив подмышку любимую Историю Хогвартса и захватив полотенце, Гермиона пошла приводить себя в порядок.
Но и ванной мысли не смогли оставить очаровательную головку девушки. Поэтому спустя десять минут она вернулась к себе. Заперла дверь, извлекая опыт прошлых ошибок, и История Хогвартса выпала из рук.
– Не может быть, – произнесла она и даже моргнула раза три-четыре. – Этого не может быть, – но видение не исчезло.
Теодор Нотт собственной персоной сидел на ее кровати, вертя что-то в пальцах.
– Тебя здесь нет, – твердо заявила девушка и прошла мимо него.
Он не мог быть настоящим, но переодеваться она при нем не собиралась.
– Потому что ты обижена на меня? – с прищуром спрашивает Тео.
– Скорее, я не понимаю тебя, – ответила девушка, а потом спохватилась, что идея игнорировать его с треском провалилась в самом начале. – Тебя здесь нет.
– Почему? – Нотт явно забавлялся ее растерянностью.
Можно было пуститься в разглагольствование, что она все видела и все помнит, а еще рассказать все то, что она надумала за все это время. Да даже обиды можно было все высказать. А еще лучше взять и заплакать – вот рухнуть на пол и биться в истерике, чтобы ему тоже было больно от того, что это все из-за него, а он ничем не может помочь.
– Потому что Блейз дал мне зелье, а в нем дурман. Ты просто моя галлюцинация, – убеждала гриффиндорка саму себя.
– Почему он дал тебе его? – в голосе сквозило неподдельное беспокойство.
Что-то надорвалось в ней, заставляя вновь обнажиться.
– Потому что я не смогла жить без тебя, Тео, – слова повисли в утренней тишине.
– Что ты сделала? – грозно спросил Нотт.
Но она молчит. Смело выдерживает его строгий взгляд, а затем укоризненный.
– Что ты сделала? – повторяет слизеринец свой вопрос.
– Я не смогла без тебя, – тихо отвечает девушка и садится рядом на кровать, соприкасаясь с ним коленками.
Нотт чувствует, что она еще не закончила, поэтому не перебивает и не торопит.
– Когда я была маленькой, я очень любила читать мифы и легенды, они мне так нравились.
– Ты подсознательно знала, что это правда.
– И я очень любила греческие мифы. Именно поэтому папа возил нас с мамой туда каждое лето, – Гермиона прикрыла глаза. Воспоминания о родителях ковыряли рану. – И там был миф об Орфее и Эвридике. Он мне казался самым глупым в книге, а сейчас я его поняла.
Но Нотт не понимал.
– Он проделал такой путь, чтобы вернуть любимую, и не выдержал в самом конце. Он практически спас ее, но не выдержал и обернулся. И она исчезла, – тихо шептала гриффиндорка, по-прежнему держа глаза закрытыми.
Он все равно не понимал. Смотрел и внимательно слушал, вертя что-то в руках, что опасливо поблескивало металлическим блеском.
– И только в семнадцать лет я его поняла, понимаешь?
– Нет.
– Когда ты был рядом, я тоже не понимала, но как только ты… – она не смогла произнести это вслух, – я стала видеть тебя повсюду. Я постоянно оборачиваюсь в надежде увидеть тебя, – она шмыгнула носом. – Ты был моим Орфеем.
И он понял.
– Последнее, что ты слышал от меня, это то, что я тебя ненавижу, – слезы вытекали из уголков глаз, красиво падая на грудь.
– Ты меня правда ненавидишь? – Но он видел, что это неправда.
Вместо ответа она повернулась к нему. Сердце защемило от боли. Она была так прекрасна в своей грусти и печали. Он протянул руку, чтобы пальцем стереть дрожащие полоски, но она уклонилась.
– То, что было между нами… фальш?
– Что? – волшебный момент был разбит.
– У чистокровных всегда так? – уже не плакала, а в голосе сталь. – Все ради семьи?
– Да, – на автомате ответил парень.
– Значит, Джинни права, и ты меня правда использовал, – подытожила гриффиндорка разговор.
– Что?! – воскликнул Нотт.
– Все нормально, – кивнула Гермиона. – Я все понимаю, но не этого, ведь благодяря тебе у меня теперь нет семьи, – грустно усмехнулась девушка.
– Гермиона, – он взял ее руки в свои, но девушка выдернула. – Гермиона, – снова взял ее за руку, но в этот раз удержал. Она подняла на него глаза, и в них плескалась уже не боль, а разочарование. – Запомни, чтобы я не делал, я делаю это ради тебя, ради нас, ради себя, – расставил приоритеты Теодор. – Я не хочу, чтобы мы бегали всю оставшуюся жизнь. Я хочу для нас нормальной жизни.
– Ты правда тогда хотел сбежать со мной?
– Ты думаешь, я бы не сделал этого, если бы у нас был хоть один шанс на это? Хоть один успешный шанс на побег?
– Почему ты?..
– Брось, Гермиона, – фыркнул Нотт. – Меня бы искал Темный Лорд, а Поттер бы всю землю обошел в поисках тебя.
– Гарри такой, да, – улыбнулась гриффиндорка.
– Обещаю, Грейнджер, мы будем вместе, – улыбнулся Нотт такой родной улыбкой. – Мы обязательно будем вместе. Но мы не в сказке, тут не бывает счастливых концов. Не для Пожирателя смерти. Но мы будем вместе, – обещает он. – Ты посмотришь на мир моими глазами.
Она снова посмотрела на него, словно сканировала. Она отдала бы все на свете, лишь бы это было правдой.
Это было самым естественным действием в мире – поцеловаться. Целовать, вкладывая в поцелуй душу и чувства. Целовать – даря себя. Целовать – и не требовать ничего взамен. Целовать – обещая целый мир.
Но сейчас война.
Полотенце соскользнуло, когда она села ему на колени. Он хотел что-то сказать, но она снова целует его.
Поцелуи. Поцелуи. Так много поцелуев. Губы уже опухли, но душа требует еще. Голова кружится, а мир плывет перед глазами. Никаких мыслей – все вытеснено поцелуями. Нежными, как летний ветерок. Жгучими , как глоток кофе. Крепкими, как их любовь.
Вот она была сверху, а вот уже лежит на спине, надежно спрятанная под его телом.
– Пожалуйста, – только и смогла сказать она, а он все медлил.
Глаза в глаза, а там океан нежности. И в этот раз их действительно было только двое. Ноги переплелись. Он опирался на локти, а ее руки скользили по его плечам и спине, вновь изучая. Они заново открывали этот мир. Их маленький мир.