– Я не собираюсь горевать, – жестко ответила девушка. – Это был ваш друг, но не мой. Я вам сочувствую, – добавила она, чтобы смягчить речь.
– Но разве ты не потеряла нечто большее, чем дружбу? – не сдавался мулат.
– Блейз, она тебе ответила, – попытался Драко прекратить этот разговор. Грейнджер могла вспомнить в любой момент, и тогда ему была бы жопа. Он уже видел, на что способна эта ведьма.
– Я хочу услышать от нее, что Нотт для нее пустое место.
– От тебя я этого не ожидала, Блейз, – Грейнджер захлопнула книгу, по которой проверяла свой конспект. – Я могу это простить другой половине школы, которая меня так разыгрывает, но не тебя. Мы ведь с тобой друзья, неужели ты тоже веришь в тот слух, что пустил Нотт?
– Что, блять? – вытаращился Забини.
– Я с ним не спала, это он меня заставил, и мне плевать, что он вам всем рассказал, – холодно отчеканила гриффиндорка.
– Ты поэтому его так ненавидишь? – уточнил Забини.
– За это я его никогда не прощу, – возразила Гермиона. – А ненавижу я его за то, что он похитил моих родителей и стер им память, – жестко добавила она. – Я не хочу об этом говорить, – с этими словами Гермиона ушла наверх, к себе. Она верила каждому слову, что произнесла, но понимала, что что-то упускает.
– Он стер им память? – уточнил Драко услышанное.
– Он похитил ее родителей? – Блейз тоже был в шоке.
Повисло молчание, где каждый обдумывал услышанное. Но Забини его нарушил:
– Как так получилось, что Грейнджер забыла Нотта начисто?
– Ну почему забыла? Она помнит, что он…
– Насильник, да, – перебил мулат друга. – Интересно получается.
– Блейз, просто молчи.
– Мне интересно просто, – хмыкнул Забини, – у тебя было столько вариантов, а ты снова стер ей память и подсунул новые воспоминания.
– Не стирал, – огрызнулся Драко. – Просто… подменил.
– А нахуя? – вполне логичный вопрос.
– Я запаниковал, и не знал, как сделать лучше, – соврал Драко. – У нее была истерика, она ведь отключила эмоции. И это первое, что пришло в голову.
– Драко, это слишком ювелирная работа, – заметил Блейз. – Ты хорошо справился.
– Спасибо.
– Но я не идиот, – продолжил Блейз в том же духе. – Это требует много времени и сил. Нельзя так просто заменить одного человека на другого во всех воспоминаниях.
– Мне повезло значит, – пожал плечами блондин.
– Угу, два раза.
– Блейз, в чем проблема? По-моему, мы все в плюсе. Грейнджер не убивается по Нотту…
– А ты потрахиваешь ее, да?
– Ну… да, временами. И все довольны. Она считает, что влюблена в меня, так что у нас все обоюдно, – откинулся Малфой в кресле, подложив руки под голову.
Он врал. Теперь, когда она стала так доступна для него, он не мог. Просто не мог. Не получалось. Ее синие глазы смотрели прямо в гнилую душу, выворачивая наизнанку. И ему приходилось ее отворачивать от себя и брать сзади, лишь бы не видеть ее глаз. Его глаз. Себя в них.
– Что это? – настороженно спросил Драко, когда Блейз достал небольшой пузырек.
– Амортенция.
– Амор… ты чего? – напрягался Малфой.
– Та самая, которую Поттер сварил, и которой так восхищался Слизнорт.
– И зачем ты ее сюда принес?
– Хочу кое-что проверить.
– И кому из нас ты ее подольешь?
Но Блейз не ответил. Вместо ответа он просто выронил пузырек на пол, а потом наступил на него туфлей.
– Сука, – Малфой прикрыл глаза.
– Чем пахнет твоя амортенция, Драко? – Забини даже корпусом подался вперед, чтобы расслышать любой звук, что издаст друг.
– Какая же ты тварь, – прошептал Драко.
– Моя амортенция пахнет корицей, хотя я терпеть ее не могу. А твоя, друг?
– Катись к дементорам, – рычит Драко, чем вызывает улыбку у Блейза.
– Грейнджер! – громко кричит Забини. И когда девушка с недовольным видом появилась у лестницы, спросил, – Драко купил новые сигареты, чем пахнет? Эти лучше или пусть старые курит?
Блейз затаил дыхание, а Малфой прикрыл глаза, ожидая вердикта.
– Мне эти нравятся больше, – сказала девушка, принюхавшись. – Пахнет цитрусовыми. Определенно лучше, чем зеленое яблоко, – и скрылась, получив от Блейза довольный кивок.
– Цитрусы, – довольно подытожил Блейз. – Почему то вспоминаю Нотта, который постоянно таскал мандарины.
– Убирайся, – шепчет Драко.
– Ты теряешь хватку, раз не смог подправить ее память, – Блейз довольно улыбается. – Ты в заднице, Драко, и я не хочу быть рядом, когда она вспомнит все.
Это не было озвучено, но Драко чувствовал, что Блейз винит его в том, что он забрал часть Тео у Гермионы. Это было важно – сказать прямо сейчас, в спину Забини, чтобы не потерять еще одного друга.
– Он жив. Нотт жив.
– Говоришь, как Гермиона. Эта болячка передается половым путем, или я должен беспокоиться за себя?
– Серьезно, Блейз, Нотт жив, я в этом совершенно уверен.
– Почему? – Блейз даже обернулся ради такого.
– Он подарил мне шар..
– Что, гадаешь по вечерам? – хихикнул мулат.
– Шар, наполненный его магией.
– И? – Блейз облизнул пересохшие губы. – Нотт правда жив?
– Да, бабочка в нем жива, но… – запнулся блондин. – Но краски потухли.
– Значит, он связался с темной магией, – скорее для себя произносит Блейз. – Во что он ввязался? – спрашивает Блейз.
– Я не знаю, – качает головой Драко.
– На кой черт ему родители Грейнджер?
– Я не знаю, – вновь повторяет Драко.
– Что вообще тут происходит?
– Я не знаю.
Блейз ушел, не прощаясь, просто кивнул.
Как только Забини ушел, Драко снял с себя беззаботную маску. Это было понятно и без намеков Забини, что Нотт слишком глубоко пустил свои корни в Грейнджер, но Драко все же тешил себя надеждой, что если не будет прошлого, в котором они собачились с Грейнджер, у него был бы шанс. Хотя бы мизерный, но шанс. И этот шанс только что разбился, рухнув с седьмого неба.
Он прекрасно понимал, что у них нет с Грейнджер и шанса на нормальное будущее. У нее есть будущее, если не ринется грудью защищать шрамоголового от заклятья, но у него нет. Он должен выполнить задание Темного Лорда, а это было самоубийство. Он эгоистично выкроил себе пару недель счастья, но прекрасно понимал, что это… неправда, ложь, фальшь, обман, иллюзия. Он и рад обмануться, но Гермиона часто уклонялась от его поцелуев, часто выдергивала свои пальчики из его крепкой ладони.
А теперь еще и это.
Но глупо было злиться на нее.
Из-за амортенции. Это ведь просто… запах.
Его амортенция пахла цитрусовым рафом с палочкой корицы.
Вдох. Выдох. Пиздец.
Последние четыре дня между ними было напряжение, которое можно было заметить невооруженным глазом. Казалось, его можно было даже потрогать. Малфой вел себя отвратительно, и сам это признавал. Но не мог понять, почему так поступает.
С одной стороны он хотел тепла и объятий, но другая его сторона понимала, что Грейнджер вновь потеряет еще одного слизеринца, и ей будет сново больно. Именно поэтому он отталкивал ее, периодически даже оскорблял, а она все проглатывала и улыбалась в ответ, выбивая почву из под ног.
Но и Грейнджер тоже показывала свой характер, и он не понимал ее истерик. Буквально на пустом месте. А Грейнджер и не могла ему объяснить. Она сама еще не совсем разобралась, как именно это получилось, ведь они были так осторожны. Но она сделала три теста, и все три показали одинаковый ответ.
Она беременна.
Первым ее словом было “пиздец”, которое так часто употреблял Малфой.
Первой ее реакцией были слезы, ведь эта беременность совершенно не вписывалась в это время. Кругом война, а она с животом. У нее даже нет образования, а она уже беременна. Вот что такое “пиздец” – залететь в семнадцать лет, пользуясь противозачаточными зельями. Если бы Грейнджер знала, что это дело рук Паркинсон – она бы придушила слизеринку собственными руками.
Это было семь дней назад. Ровно семь дней. Неделя. Прошла неделя, а она так и не нашла выход из этой ситуации. Целая неделя – она упустила столько времени.