В ящике стола лежали документы. ОФициальные бумажки, где он мог поставить подпись, и тут же стать Скорпиусу отцом. Но имеет ли он на это право. Несколько раз он хотел рассказать об этом Драко, но каждый раз губы сковывало, словно замок вешали. Конечно, он ведь Хранитель этой тайны.
С каждым днем Скорпиус напоминал Грейнджер – такой же гибкий ум и неимоверная жажда знаний, Маленький любитель читать ночами в библиотеке. Эти синие глаза, в которых Блейз похоронил себя заживо, отрекаясь от всех, кроме него. Эти его кудряшки.
Маленькая копия Нотта.
Поэтому Блейз не мог позволить себе поставить закорючку – хотелось верить, что они ошиблись. Он хотел верить, что сам ошибся, и друг жив. Просто снова покоряет мир, выворачивает его наизнанку.
У Забини все было под контролем. Ровно до сегодняшнего дня, пока Малфой не вывалился из камина. Казалось, Малфой хотел что-то сказать, но никак не решался.
Драко были нужны ответы. Он медленно сходил с ума, и врачи не могли помочь ему. Все его сны, предчувствия и мысли списывали на посттравматический симптом.
И Малфоя такой ответ не устраивал.
Ему повезло, ведь он вышел сухим из воды. Авада, брошенная в Темного Лорда, на суде перевесила все плохие поступки его семьи. Он был оправдан. В дальнейшем он смог найти работу в Министерстве магии, и даже добиться внушительных высот.
Бывший Пожиратель – глава Аврората. Фантастика – говорили все. Идеально – считал министр магии. Только бывшее зло могло насквозь видеть себе подобных.
С девушками у него не складывалось – от слова совсем. Он никак не мог забыть Асторию, что буквально умерла на руках. Не мог забыть – но было не больно.
А по ночам он метался в кровати и выл. Он не понимал, почему она не оставляет его в покое. Почему он? Они ведь чужие люди. Но Грейнджер постоянно приходила к нем во снах.
Каждое утро он дрожал в горячем душе.
– Я не такой, – шептал парень. – Я ведь не насильник. Я не мог. Или мог?
Он ничего не понимал. ОНи ведь ненавидели друг друга. Но весь мир знал, что она собой прикрыла его от непростительного. Твою мать, зачем?
То самое пресловутое гриффиндорское безрассудство? – Наврятли.
Кто ответит?
Сегодня он был в доме на площади Гриммо. Присматривался к будущему владению, он ведь Блэк. А потом сорвался, как ошпаренный. И теперь он здесь.
– Так и будешь там стоять или все же выпьешь?
– Мне нужны ответы, – Драко сел напротив друга, отхлебывая прямо из горла.
– Мне тоже.
– Почему у меня провалы в памяти?
– Тебе же уже сто раз повторяли, – Блейз закатил глаза. – В тебя угодило какое-то неизвестное проклятие, вот у тебя и беда с памятью.
– Допустим, но почему я не помню именно ее?
– И это тебе уже сто раз объясняли. Она умерла на твоих глазах, практически, руках. И мозг просто отторгает этот факт.
– Я ничего не могу вспомнить о ней.
– Это нормально.
– Но она мне снится, и такое чувство, будто это обрывки воспоминаний, – шепчет Драко.
– Это твоя хорошая фантазия, – улыбнулся Блейз, но напрягся.
– Ты хочешь сказать, что у меня с ней ничего не было?
– Ты сам орал, что никогда и ничего с магглорожденными у тебя не будет, – фыркнул Блейз.
За окном первый раскат грома.
– И я ее даже не насиловал?
– Малфой, что за херня?
– Просто пытаюсь логически себе объяснить…
– Это не твое, – улыбается мулат.
Но Малфой невозмутимо заканчивает :
– Откуда у меня с ней ребенок.
Второй раскат грома, и улыбка медленно сползает с лица Забини.
– Почему ты молчал одиннадцать лет? – серые глаза прожигают Блейза.
– Я до сих пор не уверен, что он твой.
– Он мой.
– Как ты узнал?
– Был на Площади Гриммо и кое-что увидел.
– Что?
– Фамильное древо Блэков, – ответил Малфой. – Представь мое удивление, когда я увидел там не просто себя.
– Ну-у-у… Эм, поздравляю.
– Одиннадцать лет, Блейз. Ты держал меня в дураках одиннадцать лет!
– Зачем ты здесь? – шепчет мулат, а за окном очередной раскат.
– Угадай.
– Ты пришел забрать его? – что-то обрывается внутри.
– Ты хороший отец, а я пока не готов к этому. Мы должны что-то придумать с этим, но сейчас мне нужно что-то другое.
– Что?
– Ответы.
И они проговорят до глубокой ночи. Блейзу придется напомнить другу, как много общего у того с Гермионой.
– Все равно не могу вспомнить, – Драко вертел в руках колдографию, которую в свое время отобрал у Криви. – Но теперь буду серьезнее относится к своим снам. Спасибо, – поблагодарил Драко и покрутил на пальце кольцо.
Не фамильное. Другое. Это было его напоминание о войне. И когда Малфой начинал нервничать или сомневаться, то всегда потирал камень пальцем. Этот камень он тогда забрал у Поттера. Напоминание о тех днях придавало сил двигаться вперед. А еще Грейнджер в его снах становилась более четкой.
Блейз даже не обернулся, когда друг исчезал в камине. А потом снова вернулся.
– Зачем вернулся? – бросил Забини, не оборачиваясь.
– Пришел забрать свое.
Блейз подпыгнул на кресле и резко встал на ноги.
– Ебаная встреча выпускников, – прошептал мулат и кинулся к другу.
Не было дружеских объятий. Сильный толчок в грудь:
– Я тебя искал!
Очередной толчок в плечо.
– Я ждал тебя!
Снова в грудь.
– Но ты не прочитал ни одно чертово письмо!
– Мне нужно было побыть одному!
– А я не хотел оставаться один! – закричал Забини. – Это что? Это кровь? – ужаснулся мулат.
Тео посмотрел вниз. Действительно, из мешка капало.
– Прошу прощения, мне нужно это где-то оставить до завтра.
– Что это, блять, такое? – Блейз был не напуган, но встревожен.
– Мистер Грейнджер.
– Нотт, во что ты ввязался на этот раз?!
– О, в этот раз я ничего не делал, просто ждал. Все одиннадцать лет.
– Правда?
– Она бы мне не простила убийство, но вот осквернение могилы очень может быть.
Блейз щелкнул пальцами, и возник домовик.
– Возьми у Теодора мешок и засунь его подальше с моих глаз, но в прохладное место, – поморщился Блейз.
Домовик исчез с ношей, предварительно убрав капли крови с пола.
Друзья расселись по креслам, и Забини открыл новую бутылку.
– Ты ведь приходил к нам, верно? – спросил Блейз.
– Как ты понял?
– По запаху, – выдохнул Блейз. – Не было и дня, чтобы я не думал о… о вас двоих.
– Все нормально, – Нотт поднял бокал, словно в тосте, и залпом выпил.
– Почему ты в перчатках?
– Разве так сейчас не модно? – лукаво улыбнулся Теодор. – Я всегда в них.
– Покажи, – Забини впивается глазами в друга.
И Нотт медленно снимает перчатку. И Блейз непонимающе смотрит на друга. А потом Нотт снял вторую перчатку, и мулат ахает.
– У Петтигрю была такая же, знаешь? – Нотт поднимает вверх серебристую руку. – И знаешь, что? Она его задушила.
– Но как ты?..
– Я хотел жить, Блейз, – пожал плечами Нотт и вернул перчатки на место. – Я очень хотел жить, поэтому заменил одно проклятье другим.
– Почему?
– Я был проклят в тот момент, когда схватился за посох, – начал Тео. – Это у Дамблдора был Снегг, чтобы замедлить проклятье, у меня же не было никого, – грустно продолжил Нотт. – Но Геллерт сказал, что темную магию можно заменить на точно такую же.
– Он ведь бежал?
– Сначала отрубил мне руку, – хмыкнул Тео, – пока проклятие не распространилось по всему телу.
– Нихера себе, – выдохнул Блейз.
– Ну вот так, – грустно сказал Нотт. – Я мог умирать медленно и мучительно в течении года, а в итоге сам не знаю, когда моя рука меня же и придушит.
– Тео, – Забини теребил ворот рубашки, не решаясь задат вопрос, который его мучил. – Если ты тут, то… что это значит?
– Ты ведь понимаешь.
– Я должен услышать, – Блейз прикрыл глаза.
– Гермиона Грейнджер проводит сына в Хогвартс.