Огромными, с поволокой, зелеными глазищами, в которых, несмотря на возраст, уже светилось женское кокетство и очарование, она посмотрела на вошедшего и отвернулась, ничего не сказав, а затем села на диван, аккуратно расправив голубое изящное платьице в кружевах и воланах. Ее детские ножки не доставали до пола, и она болтала ими в воздухе. Шпиц, высунув мордочку, подхалимски лизнул ей щиколотку и тут же, радостно вертя хвостом, оказался на коленях у хозяйки. Девочка, поглаживая пушистую собачью спинку, молча глядела на вошедшего, на его сапоги и бедную одежду. Глаза ее, казалось, недоуменно вопрошали: и чего это папеньке пришло в голову послать к ней этого нищего мальчишку? Шпиц, в свою очередь, тоже укоризненно разглядывал постороннего, словно прочел давешние его мысли. Максим мялся у двери, не зная, куда деть свои руки, и беспрестанно одергивал куртку, застегивал и расстегивал пуговицы, наконец, спрятал их за спину. «Вредная, видать, мадамка! – сделал глубокомысленный вывод. – Вся в свою собачонку…» Шпиц оскалил зубы, будто и на самом деле читал мысли.
«Черт-дьявол! Где мы, Рубановы, не пропадали… Чего это я перед девчонкой дрожу?» – подошел он к мягкому стулу с изогнутой спинкой и независимо уселся на него. Девочка, тиская свою дурацкую собачонку, упрямо молчала. Максим побарабанил пальцами по коленям и сложил руки на груди, уставившись в стену.
– Фи! – первая не выдержала хозяйка. – Сели без приглашения, да еще и молчите, словно деревянный… Правда, Зизишка?
Шпиц высунул язычок, мысленно подписываясь под каждым словом хозяйки, и уставился на незваного гостя желтыми мрачными глазками. «Если куснуть, небось заорет» – словно говорили они.
– Г-м-м! – прочистил горло Максим.
Шпиц в ответ зарычал.
– Рубанов! – представился он. Немножко подумал – и добавил: – С того берега!
Неожиданно девочка прыснула, зажав рот ладонью, попыталась сдержаться, но у нее явно ничего не получилось, и она принялась хохотать. Шпиц, пошевелив ушами, на всякий случай убрался под диван. «Чего, интересно, я сказал смешного?» – недоумевал Максим.
Отсмеявшись, девочка вытерла белоснежным батистовым платочком свои чудесные глаза и спрятала его за рукав платья.
– А как вас зовут, Рубанов с того берега? – поинтересовалась она, стряхнув что-то видимое только ей с подола платья.
«Язвит еще!» – Максим! – произнес он, нахмурившись. «Говорила мне нянька, что много смеяться не к добру… не верил! А ведь так и есть».
– Эта маленькая деревушка напротив – ваше поместье? – расправила девочка платье и поудобнее уселась, поджав ноги.
Максим уже было собрался нагрубить и уйти, но ее совсем не детские глаза заворожили его и пригвоздили к стулу. Руки опять стали лишними.
– В церковь с матушкой приехали, – неожиданно для себя заговорил он, – а кучер наш, Агафон, напился, как свинья, а я стал управлять и приехал сюда, вот…
Девочка, покраснев лицом, старалась справиться с душившим ее смехом. Но совладала и серьезно спросила:
– А где ваша матушка? Агафона стережет?..
На этот раз даже ее прелестные глаза не смогли сдержать закипающий гнев, и Максим вскочил на ноги. Шпиц пулей вылетел из-под дивана и встал напротив, тоже наливаясь гневом и прикидывая, как ловчее броситься на врага.
Девочка поняла, что сказала лишнее, и гувернантка фрау Минцель ее бы не похвалила. Будто не заметив состояния Максима и не меняя позы, нежно улыбнувшись, она произнесла:
– А я – Мари, папенька зовет меня просто Машенькой, – улыбнулась одними глазами и пригласила: – Садитесь рядом, здесь вам будет удобнее.
Расстроенный шпиц, клацая зубами, залез под диван, оставив снаружи задние лапки, чтобы не забывали о его присутствии.
Волна гнева ушла куда-то к потолку и там растворилась, растаяла, будто ее и не было. Дрожа ногами, Максим подошел и сел рядом с девочкой. На него пахнуло чем-то тонким и приятным. «От матери когда-то давно пахло точно так же», – вспомнил он.
Шпиц горестно заворчал.
– Молчи, Зизишка! – прикрикнула Мари. – А у меня нет мамы! Даже не помню ее…
«Бедненькая!» – пожалел Максим, разглядывая ее лицо, губы и барахтаясь в зеленых колодцах глаз…
– Вы не слушаете меня! – возмутилась девочка.
– Нет, что вы, сударыня! – важно произнес он, вспомнив, как обращался к ней лакей.
Несносная девчонка опять прыснула смехом.
– Моя нянька говорит, что много смеяться к слезам! – обиделся Максим, и тут они расхохотались вместе.
– Вы такой забавный! – сквозь смех произнесла она.
«Хорошо это или плохо, что забавный? – раздумывал он. – Раз смеется, наверное, хорошо!»
Шпиц, не выдержав одиночества, запрыгнул на диван и сел между ними, ревниво поглядывая на хозяйку.