— Верно, что разорение русской земле, — согласился Андреян. — Чистое разорение!
— Я, родимец, — продолжал Петр Митриев, — сидельцев-приказчиков распустил, потому что не торгую я теперь, а распродаюсь. А как распродамся, так замок на лавку повешу, а то и так брошу — пускай гуляет ветер.
— Ну, а сам-то, отец, куда подашься? — спросил Андреян.
— Сам-то? А залезу, родимец, в доме у себя, у Спаса-на-Песках, на печь. Еще стоит домок мой! — И старик вздохнул: — Стоит еще.
В лавку стал набиваться народ. Кузька Кокорь и хват с серьгой в ухе снова очутились в лавке. Даже двое шляхтичей стали проталкиваться к прилавку, на котором у Петра Митриева разложены были напильники. Сенька увидел шляхтичей и сполз от страха со скамейки.
Петр Митриев переходил от покупателя к покупателю.
— Ась? Чего? — тряс он бородкой и подносил ладонь к уху. — Бери… бери, народ русский, чего требуется тебе.
Покупатели кричали глухому Петру Митриеву каждый свое, и галдеж поднялся в лавке — хоть прочь беги! А Петр Митриев все повторял:
— Не будет, ничего не будет. Конец пришел; совсем пришла русскому царству погибель; одолела нас поганая шляхта…
— Чего-о? — заревел вдруг шляхтич, стоявший рядом с Андреяном у прилавка с напильниками. — Поганая? Ах ты, пес!
При этом шляхтич резко взмахнул рукой и с силой угодил локтем Андреяну в грудь.
— Ну ты, шляхта! — крикнул Андреян. — Не больно размахивайся! А то сдачи получишь!
— Я, холоп, так размахнусь, что голова у тебя с плеч шаром покатится!
И шляхтич повернулся к Андреяну. Началась суматоха. Кричал Петр Митриев, кричал народ, кричали паны, но громче всех кричали Кузька Кокорь и хват с серьгой в ухе.
Сенька, топчась в ногах у Андреяна, все же заметил, как протиснулись Кузька и хват к Андреяну и стали тут вертеться, толкаться, кулаками размахивать… И вдруг Сенька видит, как протягивается у него над головой рука Кузьки Кокоря и лезет к Андреяну за пазуху. Очень удивился этому Сенька, но понял, в чем дело, только тогда, когда увидел у себя над головой тятин кошель, который мелькнул и исчез. Сенька вскрикнул и стал дергать Андреяна за полу зипуна. А Кузька и хват уже пробирались к дверям.
— Тять! — выбивался Сенька из последних сил в давке и реве, который стоял вокруг. — Тять! Украли! Кошель украли! Кузька украл! Вон он — Кузька. Тять, кошель!
Андреян наконец вспомнил о Сеньке, барахтавшемся у его ног.
— Сенька! — крикнул Андреян. — Где ты?
— Здесь я, тятя, — донеслось к Андреяну словно из-под полы зипуна. — Кошель твой… Кузька украл…
Андреян схватился за пазуху. Зипун был на груди расстегнут, и кошеля за пазухой как не бывало. Андреян обомлел.
— Кошель украли! — завопил он вдруг. — Держи вора!
Он шибанул кулаком в грудь хорохорившегося перед ним шляхтича. Не только шляхтич, но и вся толпа позади него подалась, и Андреян вырвался к двери.
А Кузька с хватом были уже на улице.
— Держи вора! — крикнул Андреян, выскочив за дверь.
Бежал Андреян; обгоняя один другого, бежали продавцы, выскакивавшие из лавок; бежал народ, сколько его случилось на ту пору в кузнечном ряду. И все кричали: «Держи вора!»
Но резвее всех бежали впереди всех Кузька Кокорь и хват с серебряной серьгой в ухе. Они тоже вопили «Держи вора!» и даже тыкали пальцами куда-то в пространство. Юркнув в переход между кузнечным рядом и соляным, Кузька и хват притаились там за большой бочкой и пропустили мимо себя всю погоню. Когда вопли «Держи вора!» заглохли где-то в дальнем переходе, Кузька и его приятель вышли из-за бочки и стали, оглядываясь и таясь, выбираться из торговых рядов.
Узенькими проулками, а потом задворками, заваленными мусором, оба вора обошли торг на площади и вышли к Неглинной речке, протекавшей вдоль северной стены Кремля.
Там, под кремлевской стеной, у самых Троицких ворот, стоял на берегу речки кабак — невзрачное строение, грубо срубленное из кое-как ошкуренных бревен. Кабак этот служил сборным местом для всех московских мошенников.
Войдя в кабак, Кузька и хват забрались в самый дальний угол и спросили вина.
На столе появились оловянные кружки с мутноватым зельем.
— Пей, Кузька! — сказал хват, подняв свою кружку.
— И ты, Ероха, пей! — молвил Кузька. — Выпьем господу во славу, нам с тобой во здравие, за кузнеца-дурака — чтоб не зевал, по торгам шатаючись.
Отпив из кружек, оба мошенника принялись считать деньги в Андреяновом кошеле и делить добычу.
ОПЯТЬ — ПУЗАТЫЙ ПАН!