В город князь не вошел. Люди, которых он привел с собой, стали сами — поодиночке, по двое, по три человека — просачиваться в город. Глухими переулками, пряча оружие под полами зипунов, они пробирались на Лубянку, к Введенской церкви. Там, за церковной оградой, их поджидал Федос Суета.
Подходившие, разглядев в тумане за решетчатой оградой худого, как жердь, старика, останавливались.
— В Зарайске, — обращались они к Федосу Ивановичу, — дрова по гривне с воза. Почем платят в Москве?
— Дам с воза по пяти алтын, — отвечал Федос Иванович, убедившись по этому заранее условленному разговору, что имеет дело с людьми князя Дмитрия.
А люди эти по ответу Федоса Ивановича видели, что надо им отдаться на волю этого человека. Так им было наказано от князя Дмитрия Михайловича.
Федос Иванович зорко оглядывал каждого. У одного пола зипуна вздулась — конечно, от тяжелой пищали; у другого низ, верно, оттопырила кривая сабля, что прицеплена к поясу кафтана под зипуном. А люди, перемолвившись со старым Федосом, приплясывали на месте от донимавшего их мороза и спрашивали:
— Куда, дед, сбрасывать?
— Ступай дальше, на Сретенку, по левой стороне шестой двор.
Сеньку из-за мороза мать не выпускала из избы, и мальчишка через слюду в окошке не различал, что творится на улице. Он только на другой день со слов отца понял, что этой ночью в Москву на свой сретенский двор пожаловал князь Дмитрий Михайлович. Княгиня Прасковья Варфоломеевна не приехала, осталась в Зарайске.
ВОЗЧИКИ
Прошла неделя, потом другая, и как-то вдруг пропали морозы и кончилась зима. Наступил март 1611 года, и хотя снег еще держался, но днем звенела капель и в воздухе пахло весной. Всех потянуло на улицу. Высыпали на улицу и поляки, стоявшие постоем в домах за Китайгородской стеной.
С десяток панов пошли слоняться по Китай-городу, хохоча во все горло. При этом шляхта без всякой нужды бряцала саблями.
В одном месте шляхтичам перегородил дорогу обоз. Возчики шли подле саней и хмуро поглядывали на распоясавшихся чужеземцев.
Но был среди подводчиков молодой парень, по имени Матюша, по прозвищу Весноватый. До лета еще далеко и весна не пришла, а на лице у Матюши полным полно веснушек. Матюша глядит и улыбается. От мартовского солнца, от просини в небе играет у озорного Матюши душа.
— Эй вы, хари! — бросил Матюша вдогонку панам. — Пан Галка и пан Тёлка, чего сабельками брякаете?
Паны остановились. Один из них, черный, длинноносый, и верно был похож на галку. Он погрозил Матюше палашом и крикнул:
— Пёстрый, заткни рот онучей! А то я тебе заткну!
— Заткнись сам, проклятый! — И Матюша показал пану Галке кнутовище: — Во! Недолго тебе тут сидеть! Скоро собаки тебя за хохол потащат, если добром не уйдешь из Москвы!
Паны о чем-то переговорили, потоптались и пошли прочь. А у подводчиков лица посветлели.
— Эк отбрил Матюша! — заметил подводчик, у которого из дыр в валенках торчала солома. — Отбрил-таки: ступай, мол, прочь, не то собаки за хохол потащат. Хо-хо!..
И только сказал это подводчик в дырявых валенках, как из переулка выбежала новая толпа усачей, с хохлами, торчавшими из-под шапок.
— Сворачивайте, холопы, в переулок! — кричали возчикам хохлачи.
— Зачем в переулок? — удивились возчики. — Переулком этим, пан, никуда не проедешь: в тупик упрешься.
— В тупике сани и покинете. А сами — за работу!
— Какую работу? — недоумевали возчики. — У нас, вишь, работа — кули скинуть в мучном ряду.
— А мы вам работу — на башни пушки таскать.
— Что ты, пан, опомнись! Какие пушки?
— Нашел, пан, дураков! Пушки ему таскать… А потом ты, пан, из пушек из этих по мне палить станешь? Ишь ты, хитер, как муха!
— Долго вы тут, холопы, разговаривать будете?
— А мы с тобой, пан, и разговаривать не хотим, — заметил возчик в дырявых валенках.
— А на пушки твои, пан, я плевал. Тьфу! — добавил Матюша и плюнул так, что угодил пану на носок сапога.
Пан вскипел:
— Ах, вы так?
— Мы — так, — сказал Матюша. — А вы как?
— А мы — так, — ответил пан и влепил Матюше здоровенную плюху.
Матюша покачнулся, но удержался на ногах.
— А мы — вот как! — рявкнул он во всю глотку и, боднув пана головой в живот, сшиб его с ног.
Паны выхватили сабли — и пошло.
Сбежавшийся народ не дал возчиков в обиду. На помощь панам примчался отряд конников — усатых и хохлатых. Началось великое побоище на улицах Москвы.
Панам оно было на руку. Они подожгли город с нескольких концов и начали резню и грабеж.