У каждого из нас есть свои страхи. Знаете какой был у меня? У меня было какое-то предубеждение против всей этой ерунды, которую вы называете этим городом Винница. Потому что мой лучший друг детства служил в ракетных войсках стратегического назначения, и я знал, сколько раз мы были готовы нажать на кнопки. А в Виннице располагался штаб ракетной армии, так что на этот город пару боеголовок было припасено. Пара – как минимум, скорее всего, намного больше.
Да, это было такое время. И я боялся призрака атомной войны больше, чем прихода участкового или вызова в КГБ.
Поэтому при первой же возможности я перевелся в Сумы, на их химкомбинат. Проработал там недолго. Вы слышали что-то об аварии на сумском химкомбинате? Да, про этот факт не говорят до сих пор. Но мне повезло. Я выжил, получил инвалидность. И передо мной стала проблема выбора: что делать дальше? Тут пригодился второй диплом. Я перебрался в Чернигов, у меня там была тетка, стал преподавать химию в Черниговском политехническом. У меня за время работы было несколько рацпредложений (в Виннице), одно изобретение (уже в Сумах), а на кафедре мне предложили сделать научную работу. Так что мне светило из должности лаборанта перебраться в должность преподавателя, а после защиты стать кандидатом, получить, если получиться, доцентство. Жизнь, казалось, полна хороших перспектив.
За этими событиями я как-то даже пропустил, что СССР уже распалась, что мы живем в независимом ни от кого, кроме нашей нищеты, государстве. Я был так увлечен наукой, что совершенно не заметил, что мир изменился. Выборы? Да я на них не ходил. В советские времена за меня голосовали родственники или соседи. Выборы были просто обычным выходным днем, который можно было потратить на что-то очень важное.
А потом эта чехарда. Купоны, инфляция, меня просто все это настолько запутало, запугало, что я растерялся. Впервые я не знал, на что мне жить и чем мне заниматься. Тему мою прикрыли. Зарплата была настолько нищенская, да и платили с задержками. Тогда я начал заниматься репетиторством.
Я продержался почти восемь лет на репетиторстве, написал за это время за деньги три диссертации, которые мои более денежные коллеги благополучно защитили, плюс небольшая зарплата лаборанта, благо, эта работа давала достаточно много времени на халтуры. И однажды я почувствовал, что смертельно устал. Наверное, можно какое-то время работать в таком режиме, но чтобы заработать хоть что-то приходилось работать по десять-двенадцать часов в сутки, семь дней в неделю. И я почти сдох. Снова открылась язва. Врачи залечили бы меня, но я пошел к травнику на местный базар. Он дал мне крестовой травы. Моя язва затянулась, но через какое-то время дала о себе знать снова. И тогда произошла встреча, которая резко изменила всю мою судьбу.
Людмила чуть легонько тронула меня за локоть, что же, нам тут выходить. Продолжу рассказ как-то в другое время. Как только получиться. Интересно, что это за станция? Не узнаю. Ах, нет, вот оно – решение проблемы, это скульптуры белорусских партизан, следовательно и станция, нет, не Партизанская, а Белорусская, классическая архитектура сталинского времени, когда на украшение станций метро не жалели средств и каждая из них была маленьким архитектурным шедевром. Белый свет мрамора с различным орнаментом самых различных геометрических форм и тонких оттенков светлых тонов делал эту станцию достаточно светлой, а свод потолка значительно увеличивал станцию в объеме. Павел понял, что его уверенно ведут к выходу на Тверскую Заставу.
Глава четвертая
И ни о чем наш разговор
Москва. Улица Красина. Кафе. 28 марта 2010 года.
Они вышли из станции метро и сразу же пошли к Тверской-Ямской улице. Эта улица шла к Триумфальной площади, куда Люда и потащила Павла. Вскорости они пошли по Первой Тверской-Ямской, Люда говорила не очень много, давая мужчине выговориться. В основном про то, кто он, чем занимается, откуда в столицу приехал, почему тут оказался.
– Знаешь, меня удивило, что ты не из Москвы. У тебя такой…
– Наглый вид, что меня легко принять за москвича?
– Ну, если не кор’енного, то жителя столицы, несомненно.
– Знаешь, наглый вид помогает избегать проверок документов.
– Всегда?
– Почти всегда.
– А вообще-то люди твоей нар’ужности в столице так откр’овенно себя не ведут.
– В смысле?