– А какие есть предложения?
Павел нервно посмотрел в зал – нет, новых посетителей не было. Вообще ничего подозрительного не происходило. Он, конечно же, не знал, как это может происходить что-то подозрительное, но его интуиция, интуиция беглеца помалкивала. Паша отругал себя за то, что отвлекается от игры. Люда грациозно выгнулась. Примерилась. После довольно резкого удара пирамида развалилась и полосатый шар закатился в лузу.
– Мои полосатые! – радостно заявила Людмила. Она еще раз продефилировала прямо перед Пашей, красиво согнулась, точно положила кий, прицелилась, на этот раз удар был на точность. Шар ударился о бортик лузы и упал. Если бы это был русский бильярд, то такой шар ни за что в лузу бы не упал – затормозился у бортиков, но при отсутствии «коридора» в американке даже такие шары в лузу падали достаточно свободно.
– А давай игр’ать на р’аздевание? Слабо? – предложила Людмила, нацеливаясь на очередной шар-жертву.
Павел усмехнулся. У него было достаточно времени, чтобы изучить соперницу. Пока что ее игра особого впечатления не производила.
– Давай.
– Здор’ово. Я отлично играю, скор’о ты будешь бегать тут голым.
Сделав такое громкое заявление. Люда удалила со стола еще два полосатых шара подряд, после чего успешно промахнулась. Павел оценил обстановку, сделал два точных удара, но потом промахнулся, чем люда тут же воспользовалась и довела партию до победного. Она действительно играла очень хорошо. Удар был четко поставлен, хорошо чувствовала и угол, и дистанцию, пожалуй, была некоторая небрежность в выборе позиции и Людмила не всегда угадывала правильную силу удара. Но в американке эти два фактора не играли такую же роль, как в русском, так что ее можно было назвать хорошим игроком. Павел снял пиджак и повесил на стул.
– Лиха беда начало. Пр’иготовься бегать голым без тр’усов. – Подбодрила его Люда, и тут же вчистую проиграла вторую партию. Павел не дал ей возможности сделать даже один удар. Так, чтобы себя размять немного.
А еще через несколько партий Павел оставался в том же прикиде, а вот Люда выглядела значительно менее одетой. Она была уже только в колготках, под которыми проглядывали черные ажурные трусики и в черном же лифчике, который был чуть менее ажурным, чем ее трусики. Люда старалась, играла изо всех сил, закусывала губу, чтобы сделать точный удар теперь прицеливалась тщательно и осторожно, но Паша-то играл значительно сильнее. Он полностью контролировал игру, иногда подпускал Людмилу на опасную дистанцию к победе, но при этом, даже когда ей оставалось загнать последний черный шар, умудрялся сорвать банк сам. Он постоянно рисковал, то больше, то меньше, но рисковал обдуманно. И пока что выходил победителем, не смотря на высокую долю риска. Вот и эта партия дошла до финального момента: на столе кроме битка и черного шара уже ничего не осталось. Паша примерился. Черный был у самого борта. Можно было пробовать его закрутить в ближайшую лузу, но удар был слишком рискованным – если не получиться, стопроцентная подстава. И дистанция приличная, а вот если отогнать от бортика, подвинуть к лузе поближе – очень даже может быть. И все-таки Паша рискнул на закрутку. Биток ударил об бортик и укатился почти на центр стола, а черный недовернул. Остановился почти у угла лузы. Конечно, не стопроцентная, но все-таки подстава. Так, что придется снимать, рубашку или штаны? Но пока Паша думал, Люда, которая аж просияла после его столь очевидной ошибки, уже заспешила к точке удара. И спешка ее подвела, она почти не целилась, ударила слишком сильно и не слишком точно. Шар гулко екнулся об угол лузы и отскочил в центр стола, выйдя почти на идеальную прямую с битком. Люда выглядела ошарашенной и чертовски расстроенной. Интересно – от чего? От того, что не попала или от того, что придется что-то снимать? Паша спокойно загнал черного в боковую, так же спокойно смотрел, как Люда снимает лифчик, берет в руки кий, и командует поставить еще одну партию.
– Р’асставляй. Тебе опять повезло. Мастер’ство уступает молодому напор’у. – Паша в ответ улыбается.
У Людмилы небольшая упругая грудь с ровными круглыми розовыми сосками идеальной формы. В ней все почти идеальной формы. Паша сам себе признался, что такой бесподобной фигуры не видел еще ни у одной из женщин. Нет, Лина тоже была совершенством, но по-своему. Людмила была более фигуристой, по-настоящему, без намеков на изъян, женственной. В Лине же чувствовался какой-то нервный надрыв. Даже во всей ее потрясающей внешности, при хрупком идеале ее фигуры, это нервное начало постоянно прорывалось наружу. Людмила же поражала здоровьем, крепостью фигуры, молодостью, свежестью, тем аппетитным состоянием женщины, про которую говорят: «в самом соку», это когда спелость еще не перешла в перезрелость. И Павел почти кожей чувствовал, как эта сила молодости просто кипит в ее теле, столь красивом и совершенном. Стоило ей просто пройти рядом, стоило ей только чуть-чуть коснуться парня, как Павла охватывала волна непроизвольного жара. Кстати, Павел любил, когда у женщины грудь была небольшая, с этой точки зрения Люда выигрывала у Лины. Но это опять-таки только на Пашин вкус и взгляд, как на мой взгляд, Людмила была моложе, а потому немного лучше качеством. Банально, просто, но так устроена жизнь, постоянно молодой воробей будет лучше старой райской птицы. Но с точки зрения классической красоты – Лине, конечно же, не было равных.