В дверях стояла Людмила. Она была, по своей привычке, без одежды.
– Доброе утро… – Павел наконец-то смог непринужденно улыбнуться.
– Добр’ое… Запах мяса идет по всей квар’тир’е. Я вынуждена была пр’оснуться. – немного капризным голоском произнесла девушка.
– Могла бы еще и поспать.
– Нет, зачем терять вр’емя? Тем более, Ирррриночка пр’иедет после обеда.
– Тогда нам надо перекусить. Чтобы восполнить силы, потерянные за ночь.
– Ну, я сил не тер’яла, наобор’от, даже совсем наобор’от…
– А кто потребовал от меня остановиться, чтобы кто-то мог отдохнуть?
– Не помню такого, это наглая ложь!
– Наглая?
И Павел заключил девушку в объятия. Люда этому совершенно не сопротивлялась. Наоборот, она прижалась к мужчине всем телом, стараясь впитать в себя его запах, смешанный с запахом утренней кухни, свежего мяса, горячего чая, свежезаваренного, ароматного, дорогого. Она чувствовала все эти запахи, смешанные с главным запахом – мужского тела, запахом, к которому начала за этих несколько дней привыкать. Павел не был внешне идеалом мужчины, он был симпатичным, крепким, но не идеальным. И все-таки что-то притягивало к нему Люду, что-то делало секс с ним чем-то совершенно особенным, Павел оказался не только искушенным, но и ненасытным любовником, и это делало каждый час с ним, каждую минуту чем-то незабываемым.
– Знаешь, мне кажется, что мы можем покушать после того, как потр’атим еще немного сил. Немедленно.
Павел не глядя перекрыл газ, подхватил девушку на руки, понес в спальню, не уверенный, что донесет, что порыв страсти не застигнет их где-то по дороге.
Глава тридцать шестая
Тревожный звонок
Москва. Бабушкинский район, ул. Искры, 9.кв.35 01апреля 2010 года.
– Скажи, а завтр’акать мы будем? Мне кажется, тебе тоже надо подкр’епиться.
Людмила лежала, прижавшись к Павлу спиной, тот обнимал ее, вымотанный, уставший и счастливый, иногда легонько покусывал мочку ее нежного ушка и пытался как-то пошевелить руками, но последнее получалось у него как-то вяло.
– Не помешало бы, но сил встать нету.
– Тогда я все пр’иготовлю, жди меня тут.
Люда выскочила из кровати и помчалась на кухню. Там тут же зашипело, загремело, Люда не могла даже чая согреть тихо. Павел лежал в постели, откинувшись на подушку, и думал о том, что такое счастье. Что счастье – это просто дышать, просто обнимать девушку, заниматься сексом, быть здоровым, и, самое главное, быть живым. Как это просто! А тысячи философов ломают голову над тем, что такое счастье. Глупцы. Счастье – вот оно, такое простое, такое осязаемое. И то, что есть Люда – это тоже счастье. И вся полнота его, и вся полнота жизни – это только подчеркивает мимолетность счастья. Еще каких-то восемь часов, и мы должны будем расстаться. Я должен сказать ей… но что и как? Что и КАК?
Он на несколько мгновений пожалел, что не умеет слагать стихи. Так хотелось выразить слова какими-то рифмованными строфами, а в голове почему-то крутилось то, бессмертное, пастернаковское «Мело, мело, во всей земле, во все пределы, свеча горела на столе, свеча горела»… Но дальше первых двух строк дело не шло, нет, он помнил больше, намного больше: и про мошкару, летевшую на пламя, и про метель, лепившую кружки и стрелы, и про башмачки, которые при падении стучат, но не каблучками, и про сплетенье рук, сплетенье ног… судьбы сплетенья…
Они кушали в постели, вновь занимались сексом, пили легкое сухое вино, на этот раз молдавское, солнечное, теплое.
Этот звонок прозвучал, когда они пили кофе, приготовленный самим Павлом. Он не доверял варку кофе Людмиле хотя бы потому, что единственный эксперимент в этом направлении оказался провалом. Люда сидела на кухне и наблюдала за тем, как Павел разливает свежесваренный напиток в кофейные чашки, старые, одна из них была чуть надщербленная, а по второй бежала тонкая паутинка трещинок. Кофе получился густым, ароматным и медленно стекал по стенке сосуда, заполняя комнату тонким ароматом прекрасного напитка. К аромату кофе примешивался запах чуть горелого сахара: Павел буквально на долю секунды передержал сахар на огне, нужная ему карамель чуть-чуть подгорела. И тут раздался звонок, Павел еще наливал свою чашку, а Люда как раз пригубила свою. За эти дни им почти не звонили, Люда один раз звонила родителям и еще один – подруге. Им сюда не звонил никто, ни Люде, ни, тем более, Павлу.