Глава тридцать девятая
Бегом из Москвы
Москва – Егорьевск. Автомобильная трасса. 01 апреля 2010 года.
Длинная кишка шоссе казалась загруженной автотранспортом по самое не хочу. День был будний, но время – почти час пик. В такое время лучше всего затеряться где-нибудь на стороне и не думать о дороге, уткнуться в даль, бескрайнюю даль русской равнины, лесные посадки, чередой плывущие вдоль трассы успокаивают и создают видимость полного умиротворения. Ничто так не успокаивает, как вид мирной спокойной равнины. Но Павлу все равно было неспокойно. Он не знал, сумел ли проскочить через паутину, которую ему сплел невидимый враг.
Он и не подозревал, что на этот раз паутина получается намного более прочной, чем немногим ранее. В любом случае, враг не дремал. И от того, что враг не дремал, а Павел прекрасно осознавал этот прискорбный факт, тревога на душе становилась еще более сильной.
Ему не очень-то нравился план крестного Людмилы, но на этот раз ничего лучшего у него не было. Сюрпризом, еще более неприятным, оказалось то, что Люда не захотела уходить с работы, это было фактором риска, оправданного в данной ситуации. У Валентина Андреевича Куприянова, дальнего родственника и крестного отца Людмилы в этот момент не было более надежного убежища, чем дом одного отставного старичка-генерала в Егорьевске. А, поскольку в Егорьевске находились и родители Людмилы, уходить Людмиле в бега – это сразу же наводить преследователей на след, и самыми прогнозируемыми действиями с их стороны было бы захват тех же родителей в качестве заложников. И что было бы делать в этом случае? Люда с какой-то безудержной лихостью и легкостью согласилась остаться в Москве, они долго разрабатывали легенду, возможность прикрытия.
Потом Люда ушла, а Павел остался с полковником милиции наедине. Куприянов был мужчиной крупным, но не толстым. В нем просто было много всего: энергии, тела, голоса, волос. Форма казалась мала ему, хотя и была сшита по мерке. Пистолет Макарова казался в его руке махонькой детской игрушкой, а импортный тяжеленный Магнум всего на всего водяным пистолетом. Крупные черты лица были грубоваты, подбородок слишком тяжел. Но глаза, скрытые волной густых тяжелых бровей и частоколом ресниц были слишком умными, цепкими, всезамечающими.
– А теперь, голуба, нам надо поговорить с тобой с глазу на глаз. Я Люду предупредил заранее… что такой момент наступит. Вот она пока кофеек сварит, да на кухне втихаря посидит, а ты мне расскажешь, какие жизненные расклады привели тебя в такое состояние, что превратился ты в апрельского зайца, на которого объявили охоту по всей Москве.
Павел рассказал все, без утайки. Он заранее решил, что ничего скрывать не будет, даже то, что от Людмилы считал, надо было скрыть. Приняв решение, он его выполнял, тем более, что незнакомому человеку намного проще рассказывать все как есть, не надо думать о том, что и как о тебе будут думать люди. Павел рассказывал, и чувствовал, что ему становится хоть немного легче. Но чем легче на душе становилось у Павла, тем более мрачным становился его собеседник. Павел подошел почти к самому концу рассказа, когда у Куприянова заговорил мобильный телефон. Валентин Андреевич был несколько озадачен. Этот номер не был зафиксирован в его телефоне, но и номер этого телефона он давал только очень и очень немногим, точнее, самым нужным людям. Полковник извинился, вышел в соседнюю комнату и ответил на звонок. Звонил его старый наставник по Конторе, человек, которого он безмерно ценил и уважал. Генерал был давно уже на пенсии, отсиживался в Егорьевске. Впрочем, Куприянов был уверен, что отставной генерал Переделкин все еще консультирует Контору по тем или иным вопросам, если не продолжает курировать втихаря какое-то направление. Насколько помнил Валентин Андреевич, генерал Переделкин раньше курировал тринадцатый отдел – отдел перспективного развития, промышленного шпионажа и передовых технологий. И тут Куприянову пришло в голову, что звонок от Константина Львовича Переделкина оказался более чем кстати. Нет, он не собирается спасение племянницы сваливать на голову старика-отставника, отнюдь. Но помочь-то ему, предоставить убежище этому недотепе старик не откажется, уверен в этом. Уверенность росла в Куприянове все больше к концу разговора. Переделкин просил помощи в довольно простом дельце, Куприянов был рад помочь. Вот только в самом конце разговора попросил и генерала оказать ему небольшую услугу. Спрятать у себя на даче человечка, на три-четыре дня, пока сам Куприянов не отыщет ему более надежное убежище. Как и ожидал, в помощи Переделкин отказать не пытался.