Он делает шаг подальше от кокона, потом второй, и бледная грязь тянется за его ступнями. Отчего-то он выглядит куда более пугающе, чем изуродованные тела, которые бросались на меня из глубин Мертвого леса. И все же за страхом в моей душе скрывается еще и то самое беспокойство, которое захлестывало меня, когда я находилась в Краю пряльщиков, – зов той неведомой силы, которая требовала, чтобы я ей ответила.
Я отстраняюсь и спиной прижимаюсь к холодной каменной стене, мне ничего не хочется так сильно, как сбежать из этого кошмара.
– Чего ты хочешь? – спрашиваю я. Это всего лишь сон, и тем не менее меня переполняет осознанность того, что я нахожусь в этом месте по-настоящему, нахожусь рядом с ним. Мои ботинки касаются грязного пола. Холодный пот стекает по спине, во рту – неприятный горький привкус.
Воздух вокруг меня сухой и затхлый. Когда Кендара однажды отправила меня в шахту в Коралловых горах, там воздух пах так же: старый, застоявшийся, словно заключенный в ловушку времени.
Чем ни был этот сон, он является отлично спроектированной иллюзией.
Бездушный не двигается, однако его обескровленные губы растягиваются в улыбке. Он выглядит кладбищенски бледным и пугающим, не считая его ясных и ярких, сияющих, как янтарь, глаз. Он делает легкое движение рукой, указывая на то, что нас окружает, и спрашивает:
– Будь ты на моем месте, чего ты хотела бы?
– Покоиться с миром?
Он начинает смеяться, глухо и скрипуче.
– Как я могу покоиться с миром, если те, кто меня создал, все еще держат власть над Ньювалинской империей?
«Его создали?» Мои мысли спотыкаются об эти слова, и внезапно мой страх обретает смысл.
Если бы это происходило со мной на самом деле, если бы Бездушный каким-то невероятным образом разговаривал со мной по-настоящему и это не было бы моим воображением, глупо не использовать ситуацию в личных целях. Уверенность расправляет мне плечи, позволяя сбросить с себя страх.
Я отталкиваюсь от стены, сжимая руки в кулаки, и спрашиваю:
– Что ты имеешь в виду? Какие у тебя отношения с родом Ялаенгов?
– Они правят с тех самых пор, как была основана Ньювалинская империя. Невозможно держать в своих руках власть столь долго, не имея несколько скелетов в шкафу.
– Скелетов вроде тебя, – говорю я.
Его магия едва заметно касается моей ментальной защиты, словно крючок, царапающий по плоти, поджидающий момента, когда можно зацепиться. Секреты скрываются внутри его силы, желающей заполучить еще больше могущества. Я вскидываю подбородок, отказываясь поддаваться этому предательскому чувству.
Внезапно по телу Бездушного пробегает дрожь, а потом он весь начинает расплываться, словно изображение на поверхности воды, потревоженное упавшим в нее камешком. Я моргаю, пытаясь сфокусировать зрение, будучи сбитой с толку. Его челюсть напрягается, вены становятся ярче и выступают из-под кожи. Затем все опять фокусируется, и я снова вижу его четко и ясно, а янтарные глаза Бездушного застывают на мне.
И вдруг я понимаю, в чем дело. Он слаб! Слаб настолько, что ему сложно поддерживать эту иллюзию, это мир сновидений, созданный его магическим ремеслом.
Когда Бездушный начинает говорить, его голос звучит не громче шепота. Однако взгляд у него уверенный и пронзительный, точно я солнце, а он изголодался по свету и теплу.
– Сама подумай, почему род Ялаенгов хранил правду о моем существовании в секрете, – говорит Бездушный. – Ты и правда думаешь, что Ньювалинская империя, которую возвели благодаря завоеваниям и бесконечным войнам, хранит секреты, чтобы поддерживать мир и покой?
– Потому что Ронин солгал, сказав, что убил тебя. Однако он был единственным, кто способен контролировать Мертвый лес и держать тебя в состоянии летаргического сна. У Ялаенгов не оставалось выбора, кроме как поддержать обман.
– Это имело бы смысл, если бы ты знала чуточку больше о губителях душ и роде Ялаенгов, – говорит он.
– Просвети меня.
Мой сарказм, кажется, его забавляет. Бездушный склоняет голову набок. Ошметки грязи падают с его спутавшихся волос, обвивающих шею.
– Большинство губителей душ недостаточно сильны, чтобы вырывать человеческие души. Эта сила очень редкая, и каждый раз, вырывая душу человека, мы платим за это частичкой собственной души. Наше ремесло не предназначено для того, чтобы использовать его против людей. Однако род Ялаенгов никогда не мирился с тем фактом, что им не дозволено получить что-то. Они всегда считали, что наша сила должна быть использована в качестве оружия на войне.