V. Пора зрелости
Судьбы наук подобны людским судьбам. Как человек, наука рождается, переживает время юности, достигает зрелости и возмужания. В ребячестве она учится языку, в юности горячится, увлекается и творит ошибки. Зрелость науки, как и зрелость человеческая, определяется тем, что, накопив достаточно знаний, она начинает приносить конкретную пользу, служить обществу.
Пора зрелости пришла к гельминтологии в начале тридцатых годов. Почти полтора десятка лет рожденная революцией наука копила факты, создавала свой язык, формировала взгляды и методы. Но в 1928–1930-х годах, когда по стране прокатилась волна коллективизации и впервые табуны, стада и отары стала общественной собственностью, от гельминтологов потребовались активные действия. В короткое время весь скот страны был собран в общих коровниках, сараях, кошарах. Изменились условия кормления, ухода за животными. Болезни скота, составлявшие прежде личную заботу каждого хозяина, вдруг стали явлением массовым, общественно значимым. Серьезно начали напоминать о себе и гельминтозы — заболевания, вызванные паразитическими червями. Следовало немедленно, в масштабах целой страны, дать отпор всей этой нечисти.
Завершая до революции ветеринарный институт, выпускники произносили текст «Ветеринарного обещания», в котором, между прочим, присягали: «Добросовестно исполнять обязанности своего звания, способствовать сохранению здоровья домашних животных и по возможности излечивать их болезни». Но то-то и беда, что излечивать, например, гельминтозы (составляющие добрую половину болезней скота) ветеринары не имели никаких возможностей. Единственно, чем располагал специалист, это набором средств, с помощью которых можно было изгонять паразитов. При этом никто толком не знал, как и почему известные с древних времен препараты — скипидар, камала и рвотный камень — действуют на червя и заставляют его покинуть тело хозяина.
Не умели ветеринарные врачи ни диагностировать гельминтные заражения, ни предсказать, когда и как больное животное заразит своих соседей. «Глистогонная методика», еще куда ни шло, годилась для единоличного хозяйства, когда в сарае у крестьянина одиноко стояла его собственная коровенка. Но в колхозном коровнике, где бок о бок находятся сотни животных, изгонять паразитов по старинке — означало бы только разносить заразу. К тому же в старых учебниках утверждалось, что большая часть наиболее зловредных гельминтозов вообще неизлечима и больной скот следует прирезать. Социалистическое хозяйство не могло опираться на такие, с позволения сказать, советы. Оно нуждалось в массовом лечении и профилактике гельминтозов.
Первыми заявили свои претензии науке овцеводы. Осенью 1929 года они обратились к директору Всесоюзного института гельминтологии профессору Скрябину с настойчивой просьбой: спасти стада овец в крупных совхозах Сибири и Северного Кавказа, где вспышки гельминтозов уносили от 60 до 80 процентов молодняка. Легко сказать — спасти! Овцы являются жертвой червей-паразитов с незапамятных времен. Ученые насчитывают у них свыше ста различных видов паразитов, и ни науке, ни опыту животноводов никогда не удавалось разъединить этих вечных спутников. Связь между шерстистым хозяином и паразитами, которые поселяются то в легких, то в кишечнике, а то и в мозгу овцы, освящена многовековой историей животноводства.
Персонал кафедры паразитологии Московского ветеринарного института. Слева направо: лаборант Автократова, профессор К. И. Скрябин, ассистенты И. М. Исайчиков и Б. Г. Массино. 1922 год.
В России заражение гельминтами стало особенно массовым с тех пор, как Петр Первый, задумав одеть свое войско в шинели, завез из-за рубежа, как тогда говорили, «гишпанских» овец. Гибель животных от гельминтозов к началу XX века стала настолько частой и разорительной, что, например, в 1912 году на годичном губернском собрании московских землевладельцев председательствующий настойчиво советовал вообще прекратить овцеводство в Московской губернии, ибо гельминтная болезнь фасциолез делает этот вид животноводства попросту убыточным. Трагические события разыгрались на той же почве в годы первой мировой войны в Забайкалье. Там в одном из районов буряты-животноводы потеряли за короткий срок 90 тысяч овец и с остатками стад вынуждены были покинуть родину и перекочевать в Монголию и Китай. Немалые потери понесли и наши совхозы в первые годы коллективизации.