Экспедиция на Иртыш имела еще одно важное следствие. Начиная с этого года гельминтологи стали планировать свою работу. С 1932 года в планы государства, наряду с цифрами добычи угля и нефти, расчетами, касающимися урожаев, вошли цифры массового оздоровления сельскохозяйственных животных. Мог ли Скрябин не гордиться той высокой честью, которую народ оказал его коллективу! Гельминтология воистину становилась народной наукой. Может быть, именно чувство гордости по поводу того, что дело их жизни стало необходимым стране, толкнуло гельминтологов поначалу несколько переоценить свои силы. План оздоровления скота в первую пятилетку оказался необоснованно завышенным, нереальным. Для его осуществления не хватило ни кадров, ни средств. И все же именно в первые годы первой пятилетки зародились наиболее замечательные приемы массового оздоровления скота.
Время коллективизации стало временем окончательного возмужания скрябинской науки. О новинках противогельминтозной борьбы много писали и советские и зарубежные издания. Но достижения науки следовало еще внедрить, довести до каждого совхоза, колхоза. А новое нелегко входит в жизнь. Особенно в такой древней области человеческого хозяйства, как животноводство, где каждый чабан чувствует себя профессором ветеринарии. Гельминтологам, искавшим новые пути оздоровления стад, приходилось преодолевать не только сопротивление природы, но, что значительно труднее, косность людского мышления. Одними инструкциями тут не возьмешь. Нужно, чтобы к твоему делу прониклись доверием простые люди: чабаны, доярки, конюхи. Без их поддержки самый замечательный научный труд остается кучей исписанной бумаги, никому не нужной, никому не приносящей проку.
Я переношусь мысленно на тридцать лет назад. Горит чабанский костер в ночной Сальской степи на берегу тихого Маныча. Весна уже вступила в свои права, но ночи еще прохладные, и чабаны, собравшись к огоньку, зябко натягивают на плечи кто отслужившую срок шинель, а кто и мохнатую бурку. У пастухов сегодня гости. Городские. По законам степного гостеприимства разлит по кружкам кипяток из закопченного чайника, разделены домашние лепешки. Дремлет степь. Набродившись вволю по свежей траве, спят овцы. Они сбились темной массой неподалеку от костра и прикорнули, положив головы друг другу на спины. Можно было отдыхать и чабанам, благо чутки на ухо степные овчарки. Но у костра, как вода в чайнике, бурлят разговоры. Горожане, ученые из Москвы, не случайно забрели на огонек. Одно дело — докладывать о своих исследованиях стоя на трибуне в совхозном клубе, другое — вот так, запросто, с глазу на глаз потолковать с народом.
Предложение, с которым пришли ученые, серьезное, для овцеводов непривычное. Гельминтологи установили, что падеж овец в совхозе «Пролетарий», достигающий в некоторые месяцы пятой части поголовья, вызван паразитическими червями. Эти болезни — диктиокаулез и гемонхоз — можно вылечить, но животные неизбежно снова заразятся, так как личинки гельминтов остаются на пастбище, где выздоровевшие овцы будут их снова заглатывать. Изучив биологию паразита, ученые пришли к выводу: яйца и личинки окончательно гибнут в почве только через год. Отсюда возникла профилактическая идея: кормить стадо на одном участке, а затем перегонять его на другой и так далее, с тем, чтобы вернуться на первое пастбище только через год, когда там не останется ни одной живой личинки.
Идею оздоровительной смены пастбищ высказали первыми не советские ученые. Однако, как говорит поэт:
Зародившись за рубежом, мысль о смене пастбищ так и не получила развития в капиталистических условиях животноводства. Зато огромные просторы советских хозяйств подсказали Ивану Орлову, как можно было бы спасти наши стада от гельминтной напасти. Теперь ученый и его товарищи пришли к костру, чтобы получить поддержку своего начинания у главных хозяев стад — чабанов.
Пастухи внимательно слушали Ивана Васильевича. Житель села, он говорил с ними просто, понятно, приводил знакомые примеры о падеже скота, разоряющем совхоз и самих пастухов. И все же непривычно, противно свободной чабанской натуре звучало предложение: строго разделить степь на участки, границы которых ни в коем случае нельзя переходить со стадом. Что ж тогда остается от чабанской воли, инициативы, от передаваемой из поколения в поколение чабанской смекалки, с помощью которой отцы и деды, зная степь, уходили от засухи, откармливали на берегах Маныча отменные стада? Ученый кончил, и у костра повисла долгая настороженная тишина.