— Нет моего согласия, — прервал наконец молчание старик Максимов. — Мало того, что людей на паек посадили, сажают на паек и худобу. Не могу на это смотреть, уйду из совхоза…
Максимова поддержал пастух Небожин.
— Отцы без всяких делянок жили. Ни к чему это все.
И сразу раскололась надвое мирная, недавно еще такая спокойная и дружелюбная компания у степного костра. Ровесники Максимова, белобородые станичники Дзюба и Коваленко, стали на сторону науки. Мало ли что делали отцы! Бывало ведь и так, что после больших падежей вчера еще богатые скотоводы отправлялись побираться под чужими окнами. Надо попробовать пасти так, как говорят ученые люди. Попытка — не пытка.
«Попробуем!» — решило большинство чабанов. Начался опыт, подобного которому не знала наука. Двадцать четыре тысячи овец, от века зараженных и перезараженных паразитами, ученые задумали начисто освободить от гельминтов. Для этого все угодья совхоза разделили на равные участки по 100 гектаров в каждом. Пастухи получили на руки планы и карты на год вперед: в какой последовательности, где выпасать свои отары, какими маршрутами гонять овец на водопой, чтобы не загрязнить почву и воду. Ученые превратились в придирчивых контролеров. Они верхом и пешком бродили по степи, требуя самого точного выполнения своей диспозиции. Не обошлось без столкновений с маловерами. Выполнили свою угрозу, ушли в другое, «вольное» хозяйство пастухи Максимов и Небожин. Зато большинство чабанов стало верными помощниками Орлова и его товарищей. Особенно исправно меняли пастбища старый Коваленко, Аландаренко, Дудник (тот, который любил свою отару так, что, давая овцам лекарство, предварительно пробовал его на самом себе). В конце лета 1933 года уже ни у кого в совхозе не оставалось сомнения в том, насколько благодетельной оказывается смена пастбищ. За три месяца прошлого лета совхоз потерял 35 процентов ягнят, а теперь отход не достигал даже 3 с половиной процентов. Одна только мера — смена пастбищ — в девять раз уменьшила потери совхозного животноводства.
Два года без перерыва продолжалась экспедиция в совхоз «Пролетарий». К 1935 году гибель овец от гельминтозов прекратилась полностью. Впервые в мире появилось многотысячное стадо, свободное от наиболее губительных паразитов — возбудителей диктиокаулеза и гемонхоза.
Однако прежде чем ученые окончательно покинули степной совхоз, произошло еще одно событие, поразившее воображение чабанов. В мае 1934 года, когда уже казалось, что овцы полностью оздоровлены, гельминтологи заявили руководителям совхоза, что осенью у животных выявится еще один вид пока еще скрытого паразита — мониезии. Директор и главный зоотехник не поверили. Как можно предугадать, что произойдет со скотом через четыре месяца? Но гельминтологи предугадывали. В их лабораториях и институтах к этому времени был обстоятельно изучен биологический цикл мониезии. Ученые установили: паразит достигает зрелости ровно через 30 дней после того, как скот выгонят в поле. Исходя из этого член экспедиции профессор Лосев предложил оригинальный способ освобождения овец от гельминтов. Он рекомендовал изгонять мониезии сейчас, весной, пока они «не созрели» и не начали выделять яйца и заражать пастбища.
Впоследствии это предложение советского ученого, основанное на глубоком знании биологии червя и подлинно научном предвидении, получило полное признание у ветеринаров и зоотехников. Однако весной 1934 года ученым три дня пришлось уговаривать дирекцию совхоза, чтобы получить разрешение на лечебные процедуры. Но недаром же они были скрябинцами. Сопротивление администрации удалось сломить, тысячи овец получили соответствующее лекарство, и, к изумлению животноводов, у казалось бы совершенно здоровых овец вышли паразиты.
Хозяйство на берегу Маныча на многие годы стало школой животноводства для специалистов всей страны. В результате победы над гельминтами совхоз «Пролетарий» в одном только 1935 году получил 2 миллиона рублей прибыли от овцеводства. Не пожалели о затраченном труде и чабаны. За сохранение молодняка каждый из них, по нормам того времени, был наделен двухгодовалой телкой, десятком овец и полной арбой хлеба.
К. И. Скрябин — профессор паразитологии Московского ветеринарного института. 1925 год.
На этом можно было бы завершить рассказ о первом большом сражении, которое выиграла скрябинская школа, если бы не еще один эпизод. Осенью 1935 года в совхозе проходило общее собрание. Подводились хозяйственные итоги и, между прочим, итоги двух лет работы ученых-гельминтологов. И тут медлительные и молчаливые обычно чабаны, которым, по мнению директора, легче пройти со стадом сто верст под палящим солнцем, чем один раз выступить с речью, начали один за другим просить слова. Их выступления были кратки, но решительны. Они требовали наградить представителей науки орденом. И не каким-нибудь, а высшим — орденом Ленина. Голос народа был услышан. Год спустя главе гельминтологической школы, организатору и вдохновителю всех достижений ее, профессору Константину Ивановичу Скрябину одному из первых ученых в стране был вручен орден Ленина.