— Вы затронули вопрос о моем научном и жизненном кредо. И я буду абсолютно откровенным, — начал академик. — Всю жизнь меня окрыляло то, что человеческий гений сумеет в конце концов преодолеть «очервление» мира, несмотря на массовость этого процесса, несмотря на многовековую давность паразитизма. С этим убеждением я вошел в гельминтологическую науку пятьдесят лет назад. Теперь, когда вокруг меня — большая школа, когда я вижу гигантские возможности нашего государства, моя вера в победу над гельминтами тверда, как алмаз.
Ученый, кажется, забыл обо мне. Увлеченный своими мыслями, он почти декламирует:
— Современному поколению, конечно, не увидеть торжества моей заветной мечты. Но такое время наступит. Пусть нас, гельминтологов, считают фантазерами, — я убежден в том, что большинство паразитов будет уничтожено полностью как вид и человечество, оздоровленное, окрепшее, вступит в новую биологическую — безгельминтную — фазу своего развития. Больше того, я знаю, что именно Советский Союз — родина гельминтологии — хронологически станет первой страной в мире, где враг будет истреблен. Эта вера помогала мне преодолевать трудности, стоящие на пути каждого работающего человека. В прошлом она поддерживала мою энергию, сейчас возбуждает то оптимистическое мировоззрение, без которого немыслимо творчество работника науки.
Мы долго еще говорим о том, какими средствами ученый мыслит выиграть войну с паразитическими червями, войну, которую животный мир планеты уже однажды проиграл. Скрябин рассказывает об организационных формах борьбы, разработанных в Советском Союзе, о химических, физических, биологических методах уничтожения врага. Неожиданно какая-то забавная мысль заставляет старого ученого рассмеяться.
— Боюсь, что мы не учитываем моральный фактор, столь необходимый в любой войне.
— Простите, о чем это вы?..
Скрябин уходит в соседнюю комнату и приносит банку с заспиртованными аскаридами. Он ставит банку на стол и явно заинтересованно спрашивает, знаю ли я, какое впечатление вызывает вид гельминта у людей, впервые встречающих этих животных. Мы смеемся.
— Вот об этом я и подумал, — говорит Константин Иванович. — Наука и государственные организации, наступая на гельминтов, должны опереться на поддержку всего народа. А для того, чтобы активно участвовать в сражении, каждый человек должен преодолеть в себе отвращение к ним. Для пользы дела нужна ненависть, а не отвращение. Врага надо знать. И вам, литераторам, тоже.
— А как вы сами… — не очень смело пытаюсь я парировать.
Вместо ответа Константин Иванович выхватывает с полки какую-то книгу и быстро находит нужное место:
— «Естествоиспытатель, — читает он, — придерживается другого взгляда. У него натура ребенка. Ведь и ребенок схватывает каждого червяка и пытается познакомиться с ним, пока ему не внушат, что это отвратительно. Почему бы, в самом деле, нам не взяться за аскариду и так долго допрашивать ее, пока она не расскажет нам всю свою историю? Я почти уверен, что тогда ее омерзительность быстро будет забыта, и она покажется нам если не очень красивым, то все же весьма замечательным созданием природы, подобно павлину или райской птице».
Скрябин торжествующе захлопывает книгу.
— Так писал сорок лет назад знаменитый немецкий зоолог Рихард Гольдшмидт. Я посоветовал бы прочитать эту книгу каждому человеку. Гельминтологической грамотности, научных знаний о паразитах — вот чего не хватает нашим современникам, будущим бойцам противопаразитной армии.
Знаете что, — говорит он, захваченный вдруг новой мыслью, — не пишите вы обо мне. К чему это? Лучше расскажите в своем очерке о гельминтной опасности, о нашей науке, о ее успехах и задачах. Вот вам литература… (на столе сразу выросла стопа книг и журналов). Если чего не поймете — приходите запросто, в любой вечер…
Я покидаю гостеприимный дом на улице Горького, когда в открытое окно с Красной площади доносится бой курантов: час ночи. И почти одновременно в прихожей раздается звонок. На пороге с тяжелым портфелем в руке — ближайшая ученица Скрябина, профессор Надежда Павловна Шихобалова. Ее появление никого не удивляет. Это обычное время, когда, завершив день в лабораториях и институтах, оба они собираются на часок-другой поработать над совместной монографией.