— Мы пока не имеем хорошо организованной противонематодной службы, — сокрушенно признается Константин Иванович, когда наш разговор заходит о фитогельминтологии. — Говорят, что младших детей в семье любят больше. Фитогельминтологи — младшие братья в нашем семействе. Но, при всей нашей нежности к этой области, нам не удается вызвать пока достаточный интерес к фитогельминтам у тех, кто отвечает за сбережение урожая, за сохранение народного добра. Может быть, создание противонематодной службы — дорогая затея? Но ведь известно, например, что в Москву ежегодно завозят в три раза больше лука и чеснока, чем нужно столичным жителям. И только потому, что луковая нематода губит 60, а то и 80 процентов лука в хранилищах. Или взять, к примеру, известное в Подмосковье овощеводческое хозяйство «Марфино». Там в 1949–1950 годах потерпели от галловой нематоды урон, исчисляемый в 1 миллион 250 тысяч рублей. Если бы овощеводческие совхозы, колхозы и пригородные хозяйства пригласили к себе фитогельминтологов, так же, как это делают животноводы, и дали им условия для широкого эксперимента, многих потерь, вроде тех, что понесло «Марфино», не случилось бы.
Да, общественного признания фитогельминтология в нашей стране действительно пока не приобрела. И это беспокоит академика Скрябина. Московские ученые из гельминтологической лаборатории Академии наук вынуждены ставить опыты с почвенными нематодами… на подоконнике. Исследователей, призванных спасать урожай от паразитов, в пригородных хозяйствах бояться: не заразили бы почву… Можно было бы добиться соответствующего приказа, распоряжения, но Константин Иванович убежден, что лучшая пропаганда науки — это достижения самой науки. Конечно, внутренний карантин в масштабах страны организовать необходимо: не годится завозить в Москву лук из Пензенской области, где поля поражены луковой нематодой. Будь у нас хорошо поставлен внутренний карантин, не добралась бы до столицы и галловая нематода южной формы, которая наносит вред бахчам в Азербайджане и Узбекистане. Тут, несомненно, нужны административные решения. Но когда речь идет о борьбе с нематодами в почве и в растении, приказы могут только отпугнуть земледельцев.
Методы борьбы пока лишь зарождаются, и неизвестно, какие из них окажутся практически состоятельными.
Приемы, внедряемые на Западе, можно было бы назвать «хирургическими». Например, землянику, пораженную нематодой, вынимают из почвы и опускают на какое-то время в горячую воду. Операция получается сложной и рискованной. Если температура окажется чуть более высокой, чем надо, — гибнет растение, если она недостаточно горяча — остается жить паразит. Еще более жестоко расправляются с почвой: ее прожигают с помощью газовых форсунок, засыпают сильными ядами. Однако поиски ядов — отравителей нематод — тоже задача с четырьмя неизвестными. Эти неизвестные — почва, которая после воздействия ядов должна родить, растения, которые несмотря ни на что обязаны нормально развиваться, нематода, которой следует погибнуть и, наконец, человек, которому яд не должен приносить никакого вреда.
Сотрудники профессора Парамонова, научные «внуки» и «правнуки» академика Скрябина, ищут возможности в борьбе с почвенными червями-паразитами обойтись, если так можно выразиться, «терапией». Эта научная молодежь решительно убеждена, что можно и нужно лечить растения, лечить зараженную почву. Как?
Кандидат наук Елена Сергеевна Турлыгина ставит передо мной два ящика с зелеными проростками. В одном ящике зелень топорщится густо, в другом — вид у проростков больной и чахлый. Нематоды? Да. Но они есть в почве обоих ящиков. Разница в том, что в один ящик Елена Сергеевна добавила аммиачную селитру. Обычно это вещество применяют как хорошее азотное удобрение, но Турлыгина подметила, что выделяющийся из селитры аммиак губителен для нематод. Что может быть лучше: удобрение, которое по совместительству исполняет обязанности убийцы червей-паразитов! Впрочем, точнее будет сказать, что аммиачная селитра не убивает нематод, а только губит в их теле будущее потомство. Из тридцати яиц паразита, после обработки почвы аммиачной селитрой, остаются два-три. Ну что ж, и это неплохо: если результаты опыта в ящике подтвердятся на больших площадях, можно считать, что мудреное уравнение с четырьмя неизвестными решено удачно.
Одновременно с «лечением» почвы фитогельминтологи подумывают и о терапии растений. Молодой научный сотрудник Сергей Георгиевич Мюге исследует те вещества в самом растении, которые угнетают нематоды. Мюге вполне резонно полагает, что можно с помощью селекции усиливать в растении количество и концентрацию тех соков, что губительны для паразита. А где терапия, там надо научиться ставить диагноз. До сих пор о заражении растений фитогельминтами узнавали только после того, как вредитель тяжело ранил листья, стебли и корни. Мюге предлагает диагностировать заболевание задолго до появления признаков болезни. Оказывается, что у зараженного картофеля сахара, как бы убегая от прожорливых червей, начинают быстро переходить из корней в листья. Довольно простой анализ зеленого листа на сахар дает точную картину заражения.