Выбрать главу

Усилить перегонку сахаров из корня в лист можно и искусственно, если подействовать на растения ростовыми веществами. Этот факт подсказал ученым еще один вид противонематодного лечения. Фитогельминтологи стали обрабатывать больные растения ростовыми препаратами, чтобы лишить корни сахаров, а корневые нематоды — пищи. Оказалось, что и это неплохой прием в борьбе с паразитами.

Одновременно с химией и физиологией растений к борьбе с почвенными нематодами привлечена ныне физика. Вместе со специалистами по хранению овощей из Института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова фитогельминтологи поставили производственные опыты в овощехранилищах Москвы, попытавшись уничтожить стеблевую нематоду лука токами высокой частоты. Им удалось наблюдать, как после 10–15 минут прогревания ящика с луком гибло подавляющее количество паразитов.

Повторяю: все это опыты, поиски, пробы. Но, ставя все новые и новые эксперименты, научные «внуки» академика Скрябина ни на минуту не забывают главной задачи, которую руководитель школы поставил перед гельминтологами всех направлений: искать средства для девастации — искоренения целых видов наиболее вредных червей-паразитов. Пусть опыты борцов с почвенными нематодами не всегда удаются, а масштабы исследований пока еще невелики. Продолжатели дела первого гельминтолога нашей страны, как и сам он, полны веры в то, что нивы нашей Родины, ее сады и огороды рано или поздно будут очищены от паразитов.

…Советский селекционер академик Лисицын, автор известной книги «Селекция клевера», предпослал своему труду краткое и взволнованное посвящение: «Полям моей Родины». Им, полям Родины, посвящает сегодня свою нелегкую четвертьвековую работу и маленький отряд фитогельминтологов-скрябинцев.

В своей библиотеке. 1958 год.

VIII. Наука шагает через границы

Большие идеи науки долго не залеживаются на одном месте. Они переступают пороги институтов и академий, перешагивают государственные границы, переносятся с материка на материк. Будь то открытие внутриядерной энергии или вакцин против заразных болезней, изобретение ракетоплана или новые синтетические материалы — подлинно ценная научная идея в конце концов приобретает в наш век интернациональный характер.

Идеи академика Скрябина начали просачиваться за рубеж еще в конце двадцатых годов. Но живое слово советского гельминтолога Запад услышал впервые в 1930 году, когда Константин Иванович выступил с докладами на Международном эпизоотологическом бюро в Париже, а затем да Международном ветеринарном конгрессе в Лондоне. Речь в Лондоне прозвучала дерзко: для Европы наука о червях-паразитах как самостоятельная величина еще не существовала, а русский профессор предложил ни больше, ни меньше, как организовать Международный гельминтологический конгресс. Крупнейшие гельминтологи Запада, в основном ветеринары, не готовы были воспринять эту мысль. Гельминтозы представлялись им не более важными, чем любая другая группа заболеваний животных.

Но время шло, достижения советской гельминтологической науки все глубже проникали на Запад и Восток. Тридцать лет спустя после лондонского доклада крупный индийский ученый-ветеринар профессор Тапар обратился к русскому коллеге с вопросом, не отказался ли он еще от идеи организовать гельминтологический конгресс. Профессор Тапар даже предложил список тех, кого следовало пригласить на международный форум гельминтологии.

Нет, сколько-нибудь ценная идея в науке, пусть даже отброшенная современниками, не умирает. К ней возвращаются новые поколения ученых, а порой вспоминают о ней старые. В Болгарию Скрябин впервые попал в 1936 году. Он был первым советским ученым, пересекшим границы владений тогдашнего царя Бориса. Царские чиновники, боясь выражения симпатий к русскому ученому, отвели для его лекции в Софии тесную аудиторию. Но их расчеты не оправдались: те, кто пришел слушать Скрябина, — студенты и профессора-биологи, представители смежных наук и журналисты — устроили приезжему из Москвы настоящую овацию. Когда Скрябин, готовясь выступать, спросил слушателей, на каком языке они желают прослушать его лекцию «О паразитизме в природе», то в зале, где подавляющая часть присутствующих совершенно свободно владела французским, единодушно закричали: