Борис резко вдохнул и выдохнул. Отец, который только что разговаривал с ним, внезапно превратился в неподвижное тело на полу с кровавой полосой под левым ухом. Рядом с ним стоял светловолосый мальчик, с сочувствием и сожалением смотревший на юношу.
— Теперь ты знаешь всё, — тихо сказал он, — и должен решить, что будешь делать дальше.
— Я всё уже решил, — стиснув зубы, ответил Акудник. — В тот момент, когда пришёл сдаваться солдатам.
Шон покачал головой.
— Нет. Ты лишь убедил себя, что у тебя нет выбора, что ты слишком мал и ничего не можешь. Так знай же — это всё ложь. Прямо сейчас ты самое могущественное существо в обеих вселенных. Это что-то да значит.
— Что за чепуха.
— Только от тебя зависит, чем всё закончится. Исчезнем ли мы все в пучине сингулярности, или получим крохотный шанс на спасение. Всё в твоих руках. Решай…
В этот момент Борис почувствовал, как его всего затрясло, а затем услышал чьи-то перепуганные и раздражённые голоса. С каждой секундой они всё нарастали, нарастали, пока не сделались слишком громкими и невыносимыми. Он не понимал, что происходит, и потому крепко закрыл глаза, словно маленький ребёнок.
— Очнись… Очнись, парень, — голос полевого врача и лёгкие хлопки по щекам возвратили Бориса в реальность, в которой к нему вернулась тупая ноющая боль. Рядом с ним почему-то собралась куча людей. Да я тут важная птица, с кривой ухмылкой подумал Акудник.
— Он пришёл в себя, — раздался радостный и звонкий голос Эльвиры. Доброе дитя.
— Так и есть, малышка, — подтвердил хируг. — Похоже, самый опасный период прошёл. Теперь с ним всё будет в порядке. Но на всякий случай я положу рядом ещё одну ампулу с диазепамом. Если приступ повторится, вы знаете, что делать.
— А с тобой что, солдат? — Борис, даже в своём полуобморочном состоянии, понял, что слышит самого Виктора Гробченко. Мерзкий отморозок…
— Я уже в норме, товарищ генерал-майор, — раздался слабый голос Шурочкина. — Позвольте мне вернуться к выполнению своих обязанностей.
— Вот видишь, Метисов, — усмехнулся Гробченко, — наши бойцы самые надёжные. Только благодаря таким парням мы всё ещё держим оборону. Молодец, солдат. По возвращению прикажу представить тебя к награде.
— Рад служить, товарищ генерал-майор, — голос Шурочкина стал немного бодрее.
Гробченко снова обратил взгляд на Бориса и увидел кое-что, что его заинтересовало.
— А эта штука у него откуда? — спросил он у хирурга.
Тот слегка смутился и тихо ответил:
— Полковник Метисов велел поставить. Кажется, её притащил один из крестьян.
— Понятно, — кивнул генерал. — Ну и правильно, не пропадать же добру.
Когда толпа покинула автобус, Шурочкин начал одеваться. Штаны и куртка цвета хаки висели рядом.
— Ты как, Валерка? — спросил Фёдор.
— Лучше, чем вы, профессор, — несколько грубовато ответил солдат, а затем, смутившись, поспешил исправить это, — простите, я не хотел.
— Можешь не извиняться. У меня есть к тебе одна просьба. Ослабь немного ремни на этом бедолаге. Не дай бог, задохнётся ещё.
Солдат кивнул и выполнил просьбу профессора. Борис этого даже не почувствовал. Он снова погрузился в глубокий сон, на этот раз без самоистязаний и тягостных видений. Шурочкин в последний раз окинул взглядом их крохотный закуток и молча вышел наружу. А вскоре автобусы и фургоны снова тронулись в путь. Сегодня им нужно было преодолеть изрядный кусок пространства, чтобы уйти от возможных преследователей.
Глава 35. И снова в путь
Борис лежал неподвижно, всем своим телом ощущая ватную слабость. Его сознание медленно выплывало из мутной дремоты, словно он поднимался со дна глубокого колодца. Голова кружилась, во рту ощущался странный привкус, но боли больше не было — только тяжесть в конечностях и липкая усталость. Затем зрение тоже вернулось к нему, и он, проморгавшись, сфокусировал взгляд на противоположной стороне импровизированной комнатушки.
Крохотная горелка давала совсем немного света, однако его хватило, чтобы Борис понял: кроме него и Фёдора здесь никого нет, не считая, конечно, маленькой девочки. Она крепко спала, свернувшись калачиком рядом с отцом. Белоус лежал всё там же, на своём месте, издавая прерывистые хрипы. Похоже, за эти несколько часов ему стало гораздо хуже.