Хобот-Энгельс спрыгнул на пол с Хобота-Мишутки, и последний рассыпался в воздухе на миллионы чернильных фракций, которые тут же растворились среди разноцветных потоков. Хобот-Энгельс сделал шаг вперёд, и только теперь Борис увидел среди его многочисленных дредлоков три иссушенные головы, словно на картинке, изображающей одного из древних богов. Среди них была голова Виктора Гробченко, который ещё недавно бродил среди папоротников магического леса, а также Карло и Клу, которых Борис когда-то оставил во власти Пиковой Дамы. Неужели Энгельс добрался до них, чтобы отомстить? Или скорее, чтобы воссоединиться со своим мохнатым приятелем.
Это было уже слишком для расшатанной психики юноши. Всё случившееся с ним — гибель людей, бесконечное бегство от преследователей, ежедневное, на протяжении года изматывающее его ощущение опасности, и всё это на развалинах цивилизации — подкосило душевные силы человека, заставив его сломаться в тот момент, когда долгая миссия подошла к концу.
— Шон? Что мне теперь делать? — дрожа всем телом, воскликнул Акудник. — Шон, где же ты? Почему бросил меня?
— Они ушли! — резким бесцветным голосом сообщил Хобот, в упор глядя на него страшными непроницаемыми глазами. Борис неожиданно понял, что на него смотрят одновременно миллиарды существ, а может и больше, и от осознания этого у него подкосились ноги.
— Кто ушли?
— Наш враг, который попал в твой мир прежде нас. Тебе не стоило им помогать, человек. Ваш поступок теперь продлит всеобщую агонию на время, кратное бесконечности. А ведь мы могли бы начать всё с чистого листа, вернувшись к отправной точке.
— Ты говоришь о сингулярности? Она и есть гибель для всего Сущего, — собрав в себе силы, возразил ему Акудник.
— Но после гибели неизбежно следует возрождение, — сурово ответил Эфириал.
Борис не знал, что на это сказать, поэтому просто спросил:
— Ты собираешься убить нас?
— Это уже не имеет никакого значения. Вы опередили Нас и сами подписали свой приговор. Потоки изначальной энергии прямо сейчас размывают границы обоих вселенных и скоро мы все станем чем-то единым и несуразным. Вот, что должно пугать тебя, ибо это бесконечно пугает Нас.
Внезапно раздался звонкий голосок Эльвиры, которая дерзко смотрела на Чёрного Человека, нисколько не боясь его.
— Почему же вы такие эгоистичные? Что плохого в том, что все продолжат жить? Почему Вы решили, что лучше других знаете, кому и как следует жить или не жить дальше.
Хобот впервые обратил на девочку внимание.
— Если мерилом жизни являются страдания, разве не лучше всё прекратить, дитя? К чему эта бессмысленная агония?
— Агония? Ты прав и не прав одновременно, дурашка. Жизнь это и есть агония. Всегда была ею. Чтобы любое сознание зародилось, должно пройти множество циклов страданий. И вот, когда мы столкнулись с чем-то неведомым до сих пор, ты предпочёл предать всё огню, боясь агонии? Ты понимаешь, что это неразумно и означает лишь всеобщее поражение?
— Ты сама не знаешь, что говоришь, дитя, — на лице Хобота впервые проявилась какая-то эмоция. — Бесконечные сонмы разумов, превышающих твой стократно, приняли взвешенное решение остановить процесс, зашедший в тупик…
— Ничего не знаю, ни про какие «сонмы», — упрямо сказала девочка, обрывая пафосную речь Эфириала, — но мой любимый папочка всегда повторял одну фразу: пока мы живём, мы не должны опускать свои руки, а напротив обязаны сражаться с чем-угодно, пусть даже с событиями, неизбежными как сама Смерть, до самого последнего мгновения.
Борис удивлённо кивнул. Сегодня для него и в самом деле случился день откровений. Кто бы знал, что его приёмная дочка, эта крохотная жизнерадостная малышка, на самом деле окажется такой умницей, способной поставить на место даже Хобота, этого могущественного Эфириала Тьмы. Почему же тогда он сам так расклеился? Разве этому учил его отец? Разве тот обрадовался бы, увидев Бориса в таком упадническом состоянии духа? Отец, прости меня. Я больше никогда не буду злиться на тебя…
Хобот, после недолгого размышления, ответил Эльвире:
— Возможно, ты в чём-то права, девочка, а возможно — нет. В любом случае, теперь это не важно. У нас не осталось других вариантов. Я-Мы проиграли. Я-Мы уходим навсегда. Засим прощайте. Надеюсь, у вас что-то получится…
Едва прозвучало последнее слово, Хобот в теле Энгельса обратился в такой же ворох вулканических хлопьев, как и Мишутка за несколько минут до этого. Вместе с ним исчезли и три оторванные головы. Спустя долгих восемь лет пыток и кровожадных убийств отряд душманов прекратил своё существование в полном составе.