– Ах, ну да, – Корсар хотел промолчать, но ракия уже здорово развязала ему язык. – Я еще тогда сидел у вас на базе в Любимце. И сматывался оттуда, чтобы янки не наступили мне на хвост с этой вашей обороной. За сколько они Болгарию к общему знаменателю-то привели, дня за два или за три?
– За четыре! – взвился апостол. – А некоторые части сражались и целую неделю!
– А некоторые сдались без боя, – подытожил Корсар, вспомнив одну из «политинформаций» Малошана.
– У них был приказ из Софии! Не каждый командир способен перешагнуть устав! Но те, что сражались, не жалели ни себя, ни врагов! – апостол рубил воздух, отчаянно и резко жестикулируя. – Тысячи патриотов взялись в те дни за оружие, положив начало национально-освободительному движению! Я сам был среди них, я знаю! Сливен может подтвердить!
– Некоча другия пыт, апостол, – устало произнес Сливен. – В други раз…
Бывший рядовой болгарской армии Сливен Сливов продолжал глядеть на пламя. Языки огня плясали в очаге, как плясали они на броне боевых машин, и тела погибших становились черными и рассыпались в прах – в тот день, когда с неба приходила неуязвимая смерть…
Горькая доля – погибнуть в бою, а на долю его полка выпала доля еще горше – погибнуть в ожидании боя, так и не успев вступить в схватку с врагом. Этот враг был слишком силен и слишком труслив, чтобы встретиться с болгарской армией лицом к лицу. Он убивал из-за горизонта и с неба, а из софийских штабов генералы и полковники, мечтавшие сохранить свои теплые места и выполнявшие директивы марионеточного «нового правительства», слали приказы «не открывать огня», «беспрепятственно пропускать в интересах совместных действий…».
Незадолго до ухода в отставку Кенчева их ротный Маждаров говорил:
– На помощь сербам мы выступим непременно, но правительство не хочет провоцировать Штаты. Пока, ребята, совершенствуйте боевую готовность, ждите приказа…
Приказ опоздал. Кто-то в генштабе на свой страх и риск объявил «готовность номер один», когда морская пехота США уже высаживалась на пляжи Золотых Песков, когда первые десантные подразделения уже сыпались с неба, а усиленная бронетанковыми подразделениями легкая пехота переходила болгаро-греческую границу.
Все было решено в первые часы и закончилось в считанные дни. С теми частями, командиры которых отказались выполнять распоряжения Ихванова и пытались занять рубежи обороны, американцы не вступали в непосредственное соприкосновение, обходясь штурмовой авиацией и системами залпового огня. В те черные для «четвертого Болгарского царства» дни именно так и был перемолот Разлогский полк, всего за несколько минут гибелью своей он доказал верность присяге, так и не сделав ни одного выстрела по недосягаемому врагу…
Только через несколько дней чудом уцелевший и едва не обезумевший рядовой Сливен Сливов, пробродив без цели и мысли по горам, увидел первых американцев. Эти мускулистые, веселые парни в камуфляже остановили свои джипы на изрытом воронками шоссе, чтобы посмотреть на выгоревшие БМП и обугленные трупы болгарских солдат. Натренированные, вышколенные убийцы, не воины. Их силу нельзя было не признать, но уважать было не за что. И было за что убивать.
– Воины нашей страны до конца исполнили свой долг! – уже откровенно кричал апостол. – Тысячи наших патриотов пали в те дни за Родину! Да как вы могли оскорбить их память?!
Корсар холодно и медленно постарался ответить:
– Я память павших не оскорбляю. Но одно дело – память и честь, а другое – громкие слова! Ты кричишь так, будто ваша оборонительная война была чуть ли не победоносной! Да признайся хоть сам себе, что ни к черту ваша оборона не годилась! С ваших аэродромов летают штатовские штурмовики – это ли не оскорбление погибших? Славою потом сочтемся. А пока… давай не чокаясь: «Чтоб товарищам Сливена Сливова спать в свободной земле!» Апостол осекся, и Корсар, глядя на его лицо, вдруг понял, что его наполеоновские замашки, его трескучие речи – всего лишь потуги глубоко мирного и мягкого человека приспособиться к новой, чуждой ему жизни.
– В памят на падпалите герои на отбранителна война – слава! – тихо и печально произнес апостол, вставая.
– Слава! – тоже негромко, но как-то удивительно слаженно и сильно отозвались остальные и со звоном сдвинули стаканы и кружки.
– Старый гайдуцкий обычай, – пояснил апостол. – Поборники… бойцы всегда пьют за мертвых как за живых, которые сегодня не здесь. Ведь каждый из нас может встретиться с ними в любую минуту. Мы не должны это забывать, и бояться тоже не должны.
Корсар промолчал.
Утром следующего дня Драган Македонов бодро сообщил только-только проснувшемуся летчику, что нашел для него дело по профессии.
Корсар, умывавшийся холодной водой, которую лил из котелка ему на руки Лавдрин, распрямился:
– Ворону, что ли, подстрелить? Других дел по профессии тут мне пока что не видится.
Подвоевода хмыкнул, но продолжил серьезно:
– Коло Разлога есть летишце на малая авиация. К нам ночью парень пришел, говорит, там есть авион, который может улететь. Мы с апостолом подумали – если он поднимется, ты сможешь добраться до своей базы. И снова воевать… За деньги, да?
Корсар чуть было не обиделся, но вспомнил вчерашнее и уловил в голосе Драгана веселые нотки.
– Ну спасибо! – в тон ему ответил Корсар. – А то я тут исстрадался весь, кто же за меня мои бабки получает? Но кроме шуток, этот парень что, в самолетах разбирается?
– Говорит, сам летал. Ладно, ты намылся? Пойдем до апостола, и ты, Лавдрин, тоже давай с нами.
Сборы были недолгими и спешными. Молодой черноусый парень, имени которого никто Корсару не потрудился назвать, что-то все время говорил, ему отвечали, и лишь когда цепочка партизан тронулась вниз по склону, апостол прояснил ситуацию:
– Аэродром сельскохозяйственной авиации, там остался один самолет модели АН-2, знаете такой?
Корсар кивнул. Хотя за штурвалом этого последнего представителя племени «кукурузников» он ни разу не сидел, но первые свои прыжки с парашютом выполнял именно с него и никогда не думал, чтобы пилоту досаафовского трудяги «Антона» требовались какие-то особые навыки.
– Но надо туда спешить, потому что американцы могут воспользоваться этим летным полем для своих целей. Летчик, который нас поведет, сказал, что его коллегу уже допрашивали про этот объект.
– Понятно, – только и бросил Корсар, переходя на быстрый шаг, скорее похожий на бег. Для пространных разговоров на ходу, да еще в высокогорной местности дыхания не хватало.
Горная тропинка спускалась все ниже и ниже, обходя гору, и через час путникам открылась панорама долины. Где-то вдали был виден маленький аккуратный городок. Прикинув расстояние до него, Корсар от души пожелал, чтобы цель их путешествия оказалась поближе – до Разлога, говорили, было километров восемь, – и так оно и вышло, потому что через некоторое время партизаны свернули в сторону и двинулись уже не по тропе, а вдоль русла небольшой речушки, довольно широкой, но очень мелкой и шумной – почти каждый камень на ее дне создавал пенный бурунчик.
Апостол подошел к Корсару и крикнул ему прямо в ухо, преодолевая шум реки:
– Уже скоро! Только придется перебираться через шоссе на Белицу мелкими группами!
«Нет, все же этот доцент какого-то там университета определенно не обделен военными способностями», – подумал летчик, глядя, как уверенно апостол разбивает свой отряд на пятерки и как, повинуясь, группы одна за другой быстро перебегают пустое шоссе около мостика через речушку Вдруг откуда ни возьмись появился зеленый грузовик, приближения которого никто не услышал из-за шума воды. Появился он как раз в тот момент, когда очередные пятеро бойцов только выскочили на открытое место.
Дальше все произошло в несколько секунд: водитель затормозил, и колеса с визгом прочертили по бетону дымящиеся полосы. Те, кто сидел в грузовике привалившись к бортам, попадали на пол кузова, но уже через мгновение со стороны машины раздались очереди.
– Специчари, майката! – крикнул болгарский летчик и вскинул старенький АКМ без приклада.
Прикрывающие переход товарищей партизаны тоже ответили огнем на огонь, и под перекрестными очередями, бьющими с обеих сторон дороги, у спецназовцев Ихванова не осталось никаких шансов. Когда умолкли выстрелы последнего из них, Драган Македонов первым выскочил на дорогу и подбежал к изрешеченному грузовику.