- С вашей женой все хорошо.
Воздух вылетел с моих легких быстрым потоком. Немного наклонил голову в сторону палаты Евы и улыбнулся краем губ. С ней все хорошо. Поднял взгляд на этого бедолагу, которому не повезло встретиться мне, но он продолжал выглядеть подавленным.
- Мы... не смогли спасти ребенка, - вдруг ели слышно прорезалось мне в сознание. Я пошатнулся. Посмотрел на доктора. Он что-то говорил, но я слышал только гул, как от реактивного самолета. Тысячи ножей вонзились мне в горло, я не мог дышать.
- Мистер Рэмис, мы сделали все, что смогли. Мне очень жаль, - отозвался он снова. Я подлетел, схватил его за горло и впечатывая в стену. Я готов был убить его там на месте! Кровь кипела. Налетели санитары, пытаясь меня оттащить.
- Ты должен был ее спасти! Ты же врач! - орал ему в лицо, - Я не верю!!!
Ноги подкосились, и я упал на колени. Все отскочили от меня, как от прокаженного. Доктор схватился за горло и закашлял.
Ты должен был ее спасти. Нашептывал уже то ли врачу, то ли себе. Это была наша малышка! Наш ребенок! Наш! Эта маленькая принцесса перевернула во мне все с ног на голову, а теперь ее нет. Нашего ребенка нет. Его не смогли спасти. Перед глазами все плыло, и только через несколько секунд я понял, что это слезы. Дышал рывками. Как будто кто-то заехал мне в солнечное сплетение. Я сел на пол, облокотившись о стену. Пытался хоть как-то прийти в себя.
- Мистер Рэмис, может вам воды принести? - осторожно прошептала медсестра. Я поднял на нее взгляд, и она тут же стала дышать примерно так же как я, - Ваша жена, пришла в себя. Можете ее навестить.
Встал. Поспешно вытер слезы, которые уже успели высушить меня изнутри. Несколько раз выдохнул. Так учили на тренингах, еще в юности, что бы справится с ситуацией, которую ты не можешь контролировать. Моя Ева. Ей же сейчас еще хуже. Мы справимся.
Я поспешил к ней в палату. Двери открылись и мне встретились ее глаза.
- Мэйс, - ее потрескавшиеся губы пытались подарить мне улыбку, - Ты прости меня, я знаю, что не стоило туда идти, но мне так не хватает моей прошлой жизни. Ты злишься, да? С нами все хорошо, родной, - сказала она дрожащим голосом.
Она не знает. Она еще, черт возьми, не знает! Комом в горле застыло сердце. Меня вывернули наизнанку. Я должен ей сказать, что его нет. Что нашего ребенка нет. Я должен все разрушить, как несколькими минутами ранее мне все разрушил этот доктор. Руки затряслись. Я опустил глаза.
- Мэйс? Что случилось? Что с тобой? Ты плачешь? - дрожащим голосом, все тише спрашивала Ева и спустя секунду, по ее щеке стекла слеза, она все поняла, еще, как только увидела мои глаза, - Мэйс, пожалуйста...
- Ее не смогли спасти, - ели выдавил, глотая по полслова. Слезы срывались с ресниц и падали ей на руки, ласково оберегающие небольшой животик.
- Нет! Нет... нет! - почти кричала она, - Не правда! С нами все хорошо! - сильнее обхватывая живот, говорила она.
- Ева, нашего ребенка не смогли спасти.
- Зачем ты так? Не говори это! - это были полу-крики полу-стоны раненого животного.
- Мне очень жаль, родная, - я обнял ее. И эти и без того хрупкие плечи словно сложили вдвое. Она закричала мне в сердце и, кажется, оно остановилось. Это были наши самые болезненные объятия.
*****
Все замерло. Опустело. С того самого момента, как Мэйс вошел ко мне в палату. Казалось, я умерла. Уже три недели словно нет пульса. Боль была такой всепроникающей, сильной и незаслуженной, что я даже не могла плакать, а просто оцепенела. Мне казалось, что мое горло стало похоже на нождачку от беспрерывных криков, что рвали меня. От осознания, что моей девочки больше нет. Ее нет.
Я так злилась! На себя, на Мэйсона, на жизнь. На Бога, в которого и без того не особо верила. Казалось, что я цепляюсь за эту эмоции, чтобы хоть что-то чувствовать. Приходилось часами искать смысл дышать...когда она уже не дышит...
- Почему ты не говоришь со мной? - спрашивал он, будто я вовсе не кричала. Я недоверчиво смотрела на Мэйса и понимала, что крики терзали мою душу, но не горло.
Я отодвинула этот мир от себя. Я хотела ненавидеть его, упрекать, кричать, не переставая, что этот малыш и любовь Мэйса, это все что у меня есть. Было.
Мне казалось, что мои глаза это два океана источающие агонию.
Мир, который мы построили в своих мечтах, которым мы жили, рухнул. В один миг мы уже стояли у сгоревших обломков.
- Я беспокоюсь, что ты держишь все в себе, - шептал он, будто не я захлебывалась слезами ежеминутно. Я остервенело, смотрела на Мэйса, не соображая, как он может так издеваться, и понимала, что мои глаза уже месяц как не знали слез.
Он не давал мне погрузиться в себя. Приводил ко мне психологов, которые пытались помочь, возил на выставки, ужины, в кино, предпринимал любые шаги. Но я не могла. Я просто не могла себя простить. Мэйс и словом не упомянул, как я оказалась на тренировке, несмотря на то о чем он меня просил. Это просто случилось, говорил он. Это, то с чем ты должна справиться, говорила Кэрри. Это были обстоятельства, говорила мама. Они все что-то говорили. И говорили. И говорили. Это сводило меня с ума. Их жалость, их желание помочь. Нельзя помочь человеку, который не хочет от вас помощи.