У кого, черт возьми, есть ключ от моей двери?
Она распахивается, и Грифон входит внутрь. Он — последний из моих Связанных, которого я ожидаю увидеть здесь. Он встает и критически оглядывает меня, его глаза изучают каждый дюйм моего растрепанного тела. Я никогда так хорошо не осознавала, насколько неряшливо, должно быть, выгляжу. Он стоит там, одетый в свои рваные джинсы и байкерские ботинки, с кожаной курткой, наброшенной на плечи, и его вьющиеся волосы доходят до подбородка. Его челюсть продолжает изгибаться, как будто он скрежещет зубами, и он выглядит так, как будто злится.
— Мне нужно, чтобы ты была действительно честна прямо сейчас, Олеандр. Девочки внизу говорят, что это неудачный аборт. Я проверил твой GPS-трекер и знаю, что этого не может быть, если только ты не сделала это в туалете в одиночестве во время ланча. Итак, что происходит?
Горячие слезы ярости наполняют мои глаза, и я думаю о том, чтобы рискнуть навлечь на себя гнев Норта, сбежав из этого гребаного места.
— Разве это вообще имеет значение, что я тебе говорю? Ты все равно мне не поверишь.
Его глаза следят за тихими дорожками слез, стекающими по моим щекам, и я поспешно вытираю их. Черт бы его побрал за то, что он увидел меня в таком долбаном состоянии!
— Просто скажи мне правду.
Я закатываю глаза, хотя мне больно делать такое маленькое движение.
— Ну, это не гребаный аборт, и это не выкидыш. У меня месячные, и мне очень больно. Это происходит каждый раз, когда у меня пмс, но обычно я могу получить обезболивающее, которое поможет. У меня нет банковской карты, чтобы его доставить, а все аптеки слишком далеко, чтобы успеть вернуться к комендантскому часу. Сегодня я здесь застряла, а завтра мне просто придется опоздать на занятия, чтобы получить чертов Мидол.
Его глаза расширяются. Я думаю, он не ожидал такой честности от меня сегодня вечером. Либо так, либо он мне не верит, честно говоря, мне и так достаточно больно, что мне все равно. Я просто хочу, чтобы он оставил меня в покое, пока я не почувствую себя готовой к такого рода допросам.
Он медленно кивает мне, а затем выключает свет, и вся комната погружается в темноту. Мое дыхание становится немного прерывистым, что, опять же, чертовски больно.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Он мне не отвечает. Он подходит ближе к кровати, и затем я слышу шорох его одежды. Клянусь Богом, я могла бы рассмеяться ему в лицо. Я только что сказала ему, что я в полной агонии, и он хочет сблизиться?
— Тебе нужно уйти. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь прямо сейчас.
Он издевается надо мной, и я чувствую, как его руки толкают меня на кровати так, что я балансирую на краю, затем он скользит ко мне сзади. Мое сердце начинает биться так сильно, что я слышу, как оно пульсирует у меня в ушах.
— Грифон, какого черта…
— Просто замолчи, — огрызается он.
Он притягивает меня обратно к своей груди, так что я лежу на кровати, а затем одна из его рук ложится на мой голый живот под тонкой ночной рубашкой. Его ладонь теплая, но становится обжигающе горячей, когда его сила течет через его кожу в мою.
Боль прекращается.
Я снова начинаю плакать.
Я остаюсь неподвижной в его объятиях, в основном, чтобы остановить рыдания, охватившие все мое тело, и дать ему понять, насколько я чертовски жалка. Это его не беспокоит, он начинает двигать меня, просто слегка подстраивая, пока я не оказываюсь в большей безопасности в его объятиях, и мы оба удобно прижимаемся друг к другу.
Я жду, пока, по-моему, мой голос не станет ровным и не пропитается слезами, прежде чем прохрипеть:
— Спасибо.
Он пренебрежительно напевает себе под нос. Я чувствую себя самой большой гребаной сукой в мире, и именно из-за этого, или из-за теплого одурманивающего ощущения его силы, я добавляю:
— Уйти от тебя было самым трудным, что мне когда-либо приходилось делать. Эта боль ничто по сравнению с этим.
Его руки сжимаются вокруг меня, пока я не начинаю думать, что не могу дышать, но это только заставляет меня чувствовать себя… в безопасности.
Я засыпаю легче и глубже, чем когда-либо за последние годы.
* * *
Я просыпаюсь одна в своей постели.
Мои судороги вернулись, но, слава Богу, гораздо более управляемые. Я чувствую себя раздутой, раздражённой и готовой оторвать морды любым сучкам, которые начнут приставать ко мне сегодня. Я иду и принимаю душ, радуясь, что общая ванная комната блаженно пуста.
Я немного посмеиваюсь при мысли о лице Норта, если бы он узнал, что я подралась с некоторыми из этих девушек. Я могу только представить, как ужасно неловко это было бы для самого великого советника. Потом я вспоминаю, как он полностью отверг меня, когда привез сюда прошлой ночью, и улыбка просто сползает с моего лица. Не имеет значения, что они думают. Я буду продолжать говорить себе это, пока до меня не дойдет.