Она посмотрела на иконы Христа, Богородицы, блаженной Матроны, подаренные русской бабушкой Марией, которые висели в углу комнаты. Бабушка привнесла православную культуру в их семью, так что теперь они следовали мусульманским традициям, но в то же время приобрели и некоторые православные. «Слава Богу, в отсутствии матери решить проблему будет проще!»
Однако, хорошее настроение Эсмиры быстро испарилось. Садагет вдруг резко задала вопрос, на который Эсмира боялась отвечать, но пожилая женщина подозрительно смотрела прямо в глаза дочери.
— Ты все еще видишься с Самедом?
Эсмира старалась не отводить глаза, чувствуя, как сердце стучит в груди.
— Да, мама, мы видимся, когда он приходит купить книги.
— Он мне не нравится, поэтому не теряй бдительности, — парировала Садагет.
— Мама, вам никогда никто не нравится!
— Смотри, не наделай глупостей, как Севда, пока меня не будет, — предупредила Садагет с серьезным выражением лица. — Не хочу, чтобы ты забеременела, как она.
Услышав последние слова, произнесенные матерью, Эсмира посмотрела на свой живот, чувствуя, как холод пробежал по ее телу. Плечи задрожали. Расстроенная советами матери, она пожаловалась:
— Почему вы всегда ждете от меня худшего? — при этом ее глаза засверкали от злости, как молнии на темном небе.
Мать Эсмиры положила вилку с ножом рядом с тарелкой и спокойно посмотрела на дочь.
Я не жду худшего от тебя. Я жду худшего от него. Я пытаюсь защитить тебя от ошибок.
Выслушав ее предостережение, Эсмира потеряла аппетит. Она бросила вилку и встала из-за стола. Рассерженная девушка скрестила руки на груди и отрицательно замотала головой, глядя в холодные карие глаза своей матери:
— Мама, вы постоянно подавляете меня своим напором. Вы не оставляете мне никакого пространства.
Лицо Эсмиры посинело от ярости. Прижав руку к груди, она словно бы старалась усилить свои слова, при этом на лбу появились морщины:
— Вы читали Библию и Коран, а значит, вам известно, как нужно относиться к ближним.
Видя страдающее лицо своей дочери, Садагет отступила.
— Я дам тебе больше пространства, но помни, что ни один мужчина не должен даже прикасаться к тебе до замужества. Любой, кто нагло прикасается к тебе вне брака, не любит тебя, а только хочет переспать. А секс до замужества — это грех, — высказалась Садагет.
Каждое сказанное матерью слово воскрешало в памяти девушки воспоминания о ночи, проведенной с Самедом. Снова и снова эти события всплывали перед глазами, несмотря на то, что она всячески пыталась их забыть. Внутри нее появилась агрессия. Ей захотелось прекратить это. Просто объявить: «Слишком поздно. Я беременна, и я великая грешница!». Вместо этого она заплакала. Разрыдавшись, умоляющим голосом она произнесла:
— Мама! Как я могла бы забыть, если вы постоянно мне говорите об этом еще с девятилетнего возраста? Пожалуйста, прекратите повторять мне одно и тоже. Я не ребенок. Мне нужна свобода и хоть какой-то душевный покой.
Садагет вздохнула.
— Хорошо, — произнесла она тихо, — я просто пытаюсь защитить тебя.
Расстроенная негативными высказываниями матери, Эсмира перестала разговаривать с ней и начала убирать со стола. Она вернулась в спальню. Надев свою красную пижаму, она уселась на постель, пытаясь отделаться от чувства гнева, который сковал ее грудь и вызывал головную боль. «Она вечно ожидает худшего, привлекая неприятности на себя и на меня. Почему моя жизнь потерпела полное крушение?»
Прошло две недели, как Эсмира узнала о беременности. Самед исчез без следа. Несколько раз Эсмира пыталась записаться к гинекологу. Как только она набирала номер, то тут же опускала трубку и молча стояла рядом с телефоном, готовая расплакаться. Но как только наступила середина июня, Эсмира решила, что дальше откладывать она не может. Она позвонила в офис доктора Петровского и спросила, может ли он ее принять. Ей ответили, что доктор будет свободен в 13:30. Эсмира записалась, поблагодарила секретаршу и повесила трубку.
Девушка старалась не думать о беременности, погружаясь в работу. Наконец, после обеда она подошла к зеркалу, немного подкрасила губы ярко-красной помадой под цвет ее алого платья. После этого она вышла из книжного магазина и поехала на метро до станции «Сахил». Там ей пришлось примерно полчаса бродить по улицам Ичери-шехер в поисках клиники.
Она прошла мимо Девичьей башни — цилиндрическое восьмиэтажное строение, достигающее 29 метров в высоту, корпус которого выполнен необычной кирпичной кладкой. Легенды говорят, что в давние времена с вершины этой башни дочь хана бросилась в Каспийское море, которое было у ее подножия. Во время прогулки по Ичери-шехер она остановилась возле Дворца Ширваншахов, восхищаясь его архитектурой.