Девушка сделала глоток душистого чая с лимоном и осторожно взяла с тарелки большую мокрую ром-бабу, покрытую белой глазурью. Есть не хотелось, но Вера все-таки откусила кусочек. Пирожное просто таяло во рту и оказалось таким вкусным, что девушка сама не заметила, как съела все три штуки, лежавшие на тарелке. Запила чаем, поставила на зеленое сукно стола серебристый подстаканник с большим серебристым гербом СССР на выпуклом боку и огляделась. Прямо перед ней стояло большое черное кресло, над ним висел огромный портрет Сталина в красивой золоченой раме, справа высился стального цвета сейф с большой Т-образной ручкой. На столе, отливая бронзой, стояла массивная чернильница на малахитовом основании, чуть слева под красивой лампой с круглым стеклянным абажуром зеленого цвета – стопка пухлых канцелярских папок на завязках с черными штампами «ВВС РККА»[14]. Вера встала и, осторожно ступая, прошлась по блестящему, натертому воском паркету, подошла к огромному окну, потрогала тяжелые плотные портьеры, вернулась к столу, уселась в кресло и несколько раз щелкнула выключателем настольной лампы. Тут ее внимание привлекла ровная стопка белых листков бумаги, Вера подвинула бумаги к себе поближе. Это оказались незаполненные бланки мобилизационных предписаний с синими гербовыми печатями на размашистой подписи начальника Главного управления ВВС Красной армии. Не успела Вера взять несколько бланков из пачки – только посмотреть! – как внезапно открылась дверь и в кабинет стремительно вошел Супрун.
– Сиди, сиди, – махнул рукой Супрун, видя, что девушка от неожиданности вскочила с кресла. – Ну, и на чем мы остановились? Ах, да. Пойми, это уже само по себе большое счастье, что сейчас ты оказалась в Москве, а не там – под Кобрином. Давай решим с тобой так. Пока ничего не известно, ты сидишь в Москве и сама ничего не предпринимаешь. Ничего! Ясно?
– Ясно, – понурившись, проговорила Вера.
– Вот и договорились. Я полагаю, что в течение недели, максимум через десять дней все прояснится. Скорее всего, уже вернется из Кобрина твоя мать, и мы все вместе сядем и подумаем, как нам жить дальше. Хорошо? И не разводи мокроту. Ты же будущий сталинский сокол. Ну, право слово, тебе перед отцом не стыдно? Ну? – Убедившись, что девушка перестала всхлипывать, Супрун мягко взял ее под руку и сказал тоном, не терпящим возражений: – Уже поздно, сейчас я тебя отвезу домой, ты успокоишься и ляжешь спать. А то я тоже сегодня замотался совсем. Ну и денек! Поехали.
«Эмка» вырулила на трамвайные пути. На Садовом кольце уже стояло оцепление и рабочие разгружали из машин обрезки рельсов и двутавровые балки, в темноте мигали белые огоньки и сыпались искры – варили противотанковые «ежи». Жара совсем спала, и душная летняя ночь медленно опускалась на город. В скверике перед Оружейными банями бойцы, разобрав брусчатку тротуара и подбадривая себя шутками, окапывали зенитку. Полупустой, красного цвета трамвай «А», мелодично звеня, медленно пересекал Каляевскую улицу. Слева Вера увидела кинотеатр «Экран жизни», и слезы опять навернулись на глаза. Вспомнился Сашка Бородин. На фильм «Профессор Малок» они в тот день так и не попали… На Самотечной улице машину остановил патруль. Проверка документов. Солдаты попросили всех выйти из машины, проверили документы, тщательно осмотрели салон и попросили открыть багажник. Еще раз предупредили о соблюдении светомаскировки. Наконец, выехали на непривычно пустынную в этот час улицу Горького. Слева на жилом доме Верочка увидела огромный, во весь первый этаж плакат, которого утром еще не было. На нем под красным знаменем бежали два матроса с винтовками наперевес, а ниже крупными буквами призыв: «Бей врага, как его били отцы и старшие братья – матросы Октября!»
– Тебя куда подвезти, Верочка? Домой, на Бронную, или на Аэропорт, на дачу? – спросил Супрун, оторвав девушку от тяжелых дум.
– Давайте на дачу, – махнула она рукой. – Дома, в пустой квартире, я с ума сойду.
У затемненного Белорусского вокзала, на площади Тверской Заставы стояли колонны солдат.
«На фронт уезжают», – отрешенно подумала Верочка и отвернулась. Через несколько минут машина свернула с Ленинградского проспекта и остановилась под большим тополем в 4-м Эльдорадовском переулке, к самому дому подъезда не было. Девушка вышла из машины, поблагодарила Супруна и медленно пошла домой.