- "Нас крайне удивляет ваша позиция, - звенел его голос. - Профсоюзы призваны развивать общественные начала в деятельности наших организаций, обобщать и распространять положительный опыт. Новое властно вторгается в нашу жизнь, и надо открывать ему зеленую улицу".
- Не слишком ли громко сказано? - поморщился Кристич, не любивший трескучих фраз.
- Ничего, ничего, для глухих можно и погромче, чтобы услышали, возразил Салахетдинов и зачитал конец письма: - "Высылаем вам подробные материалы о нашем институте и надеемся, что вы измените свою точку зрения".
Дима Ивановский растроганно посмотрел на Салахетдинова. Казалось бы, какое дело резинщику до металлургов? Металлурги все время в центре внимания, о шинниках надолго позабыли и только недавно заговорили в полный голос. Сам Салахетдинов сколько раз сердился, читая сообщения о металлургах. А наскочил на заметку в "Труде" - и задело его за живое, захотел и металлургам помочь, и новому начинанию. Какое письмо написал!
- Ну так что, подпишем письмо? - спросил Целин, почему-то скосив глаза на Приданцева.
- А удобно ли? - подбросил осторожнейший и тишайший Калабин. - Что же получается? Профсоюзы нас должны учить, а выходит, мы профсоюзы учим.
- Учит тот, кто больше понимает, - лихо ввернул Кристич. - В этом случае мы понимаем больше и вправе вправлять мозги.
- Не профсоюз учим, а руководителя профсоюза, - уточнил Дима Ивановский. - Что, разве не может сидеть чинуша на таком месте? Может.
Поспорили, прикинули и так и эдак и решили не только подписать письмо, но для большей действенности копию его отправить в ВЦСПС. Пусть там знают, какой деятель подвизается у них. И пусть этот деятель зашевелится от такой припарки с двух сторон.
Вмешательство в чужие дела заставило заговорить о своих. Берутся других учить, а у самих тоже не все благополучно. Многие инженеры бегают от института, как от огня. А начальник центральной заводской лаборатории до сих пор относится к институту с недоверием. Норовит то одно, то другое исследование провести силами своих сотрудников, хотя есть указание директора, прямое и категорическое: без рабочих-исследователей никаких работ не проводить. Причем интересно получилось: когда организовывали институт, были и противники и такие, кто относился к этой затее равнодушно. Но противники, вроде Гапочки, давно уже перешли в разряд друзей, а равнодушные так и остались равнодушными. Их-то и нужно раскачать.
Однажды Дима Ивановский бросил в их адрес: "Легче человека идущего заставить идти в другом направлении, чем поднять лежащего и заставить идти". Особенно беспокоят его равнодушные из молодых инженеров, и сейчас он сосредоточивает внимание на них. Крепкие, здоровые, сил хоть отбавляй, а отработают свое - и баста. Больше ничем не интересуются. Спят. Не разбудишь - через несколько лет из них мещане с дипломами получатся. Он предлагает собрать молодых специалистов и поговорить с ними начистоту.
Эти сборища в общественном институте всегда возникали из необходимости - и не только в случаях чрезвычайных происшествий. Предложил один человек или группа рабочих что-то новое, интересное - идут в заветную комнату уточнять, выяснять, спорить. Высказывания здесь не регламентируются ни повесткой дня, ни временем, ни формой изложения. Говорит кто хочет, как хочет, о чем хочет. Если кто и "загнет", не спешат осмеять, опрокинуть, приклеить ярлык. Ведь даже из неправильной мысли, из ошибочного суждения можно извлечь полезное.
Правом безнаказанно "загнуть" воспользовался и Гольдштейн.
- Я до сих пор не могу понять, почему плановики требуют с шинников такой же экономии в зарплате, как, допустим, на кирпичном заводе. У шинников доля зарплаты в общей стоимости продукции минимальная - всего четыре процента, а у кирпичников - тридцать. У нас баснословно дороги каучук, сажа, химикалии. И главный резерв снижения себестоимости - не зарплата, а сбереженное сырье.
- А нас с кирпичниками стригут под общую гребенку, - пробасил Каёла. Парикмахеру-то легче корнать всех под нулевку, чем для каждого клиента машинку подбирать.
- Надо, не стесняясь, подсказать это планирующим органам, - продолжал Гольдштейн. - Многое сегодняшнее виднее снизу, точно так, как многое завтрашнее виднее сверху.
Гольдштейна поддержали и поручили ему написать проект докладной записки в Госплан федерации.
Снова вниманием собравшихся овладел Целин. Решил посоветоваться с активом о плане работы института на будущий год. Странно, казалось бы: общественный институт - и план. Какое тут может быть планирование? Кто определит, что и в каком объеме принесет каждый? Однако планировать нужно. План составляется и на тех, кто что-то принес, и на тех, кто ничего не принес. Не беда, что не принес. Поразмысли, подумай над чужим. Чужое в наших условиях - тоже свое, идет на общее благо. Потом, чего доброго, и у тебя появится потребность думать, искать, гляди - и свое что-нибудь предложишь. А предложишь раз - примут, подбодрят - и ты уже заболел неизлечимой болезнью новаторства, ищешь новое и не понимаешь, как мог жить раньше спокойной, уравновешенной жизнью.
Целин, не торопясь, зачитывает план, дает по каждому пункту пространные разъяснения, отвечает на вопросы.
О многих работах Кристич знает. Но появились и неизвестные ему. Например, исследование органического активатора вулканизации.
- Откуда он взялся? - спрашивает Кристич.
Целин рассказывает, что на съезде Химического общества имени Менделеева встретил одного профессора. Тот проявил большой интерес к их поискам и предложил свои услуги. Прислал в пробирке образец своего препарата, здесь его попробовали и ахнули. Мельчайшая доза не только ускоряет процесс вулканизации, но и действует как противоутомитель. Сейчас рабочие-исследователи ищут способ быстрейшего получения этого препарата в промышленных масштабах.
Слушая Целина, Кристич радовался. Он боялся, что исследования на участке резиносмешения затихнут. Нет, оказывается, работы непочатый край. В плане исследование ИРИСа-7, ИРИСа-8, и так, наверное, будет без конца, потому что нет пределов для лучшего.
В числе сотрудничающих с институтом рабочих-исследователей появились новые научные организации - автодорожный и проектно-технологический институты и Кольский филиал Академии наук. Исследователи живо откликнулись на их просьбу проверить и реализовать несколько смелых замыслов.
- Удивительное дело, - размышляет вслух Кристич. - Чужие к нам тянутся, а НИИРИК бежит без оглядки, да еще гадить старается.
Реакция на реплику была неожиданно бурной: людей разобрал смех. Все уже устали и были рады внезапной разрядке.
Масла в огонь подлил и Целин.
- А я, ребята, решил поступить по-собачьи: в ту подворотню, где бьют, не заглядываю. К Хлебникову больше ни ногой. Мое прибежище теперь - шинный институт.
Когда расходились, Целин подошел к Кристичу, дружески обнял его.
- Намаялся?
- Голоднул напоследок. Возвращаться пришлось неожиданно, за неделю до получки, а денег только на билет оставалось. Натощак ехал.
- Знаешь, о чем мы тут с Брянцевым договорились? Надо нам молодежь, которая поступает на завод, - а в основном идут из десятилетки, - знакомить с нашим институтом. Сейчас как прием проводится? Казенно. Поступит парень ну хотя бы на вальцовку - и такой однообразной покажется ему работа, что бежит он с завода без оглядки. А парня хорошо бы сразу зажечь, показать, что входит он в интереснейший мир. И если это сделать умело - он наш, шинник до конца жизни. А не загорится - грош ему цена. Вот чем мы и займемся. Надо экспонаты наши показать и непременно поведать о великом таинстве рождения резины. И не я буду это делать, а рабочие-исследователи. Ты, Ивановский, Калабин. Пусть ребята сразу проникаются уважением к рабочему человеку. А то ведь многие из них на рабочие профессии свысока смотрят...