— Если попытаешься изнасиловать, буду сопротивляться, — первое, что произнесла я за нашу дорогу.
Басманский стрельнул в меня своими голубыми глазищами. Ухмыльнулся, как котяра, сцапавший мышь. И не ответил.
— Работать я на тебя тоже не буду. Не надейся! Мне позор на весь офис не нужен, как и зарплата, добытая таким путем.
От второй моей фразы улыбка маньяка стала еще шире. Засветился весь. В машине, казалось, аж посветлело.
На этом мне бы успокоиться. Собрать мысли в кучу. Подумать, как домой добираться буду, как работу искать. Но эта его реакция странная… словно я своими словами только раззадориваю. Бензин в костер подливаю.
Точно ненормальный. Если бы не запер, на светофоре выпрыгнула бы. Из двух опасностей: удариться или остаться, вторая казалась самой страшной.
Почему так, объяснить я себе не могла, но память, словно садистка, проматывала по кругу оба поцелуя: в офисе и на улице. Губы саднило. Ладони все еще чесались. А нервы… на них играть можно было. Натянутые в струны. Совсем как и мышцы. Даже те, внизу, какими давно не пользовалась.
Четыре года с Васькой меня к такому не готовили. С ним спокойно все было. До поры.
Чем бы закончились мои душевные терзания, покатайся мы еще часик рядом, я не представляла. Но возле одной из модных, недавно отгроханных высоток Басманский нажал на тормоз и припарковался.
— Я говорила. Буду кричать, — нервно сглотнув, напомнила я.
Маньяк прихватил какую-то папку и, улыбаясь во все тридцать два, повернулся ко мне.
— Очень на это надеюсь.
Глава 5. Все взрослые делают это
"Хорошие девочки мечтают о рае,
а плохие наслаждаются им при жизни".
Энциклопедия женской мудрости
Лена.
О том, зачем этот гад привез меня, идея была только одна. Приятная и неприятная одновременно — завершать то, что не закончил в офисе. Мстить за гордость свою ущемленную и отказ работать на него. Может, еще за что-нибудь — кто этих маньяков поймет.
Больших надежд, что отобьюсь, я не питала. На своем столе он меня уже почти поимел. На парковке возле магазина одним ртом в желе превратил. Сопротивляемость моя, как оказалось, ниже плинтуса. Открытие не самое радостное. От гордой и независимой матери-одиночки до нимфоманки, считай, всего шаг.
Чтобы не узнать о себе еще чего-нибудь малоприятного, следовало бы сбежать. Вырваться из загребущих лапищ, позвать на помощь или, как в школе учили, завопить по все горло: "Пожар!"
Последняя идея, наверное, была самая эффективная. Только что-то подсказывало — опасная. Крикни я о пожаре, Басманский, скорее всего, тут же зажмет меня в каком-нибудь углу. Потом примется тушить пожар своим собственным шлангом, внушительным и горячим. Терлись, знаем.
"Так, стоп!" — после мысли о шланге к внезапной тахикардии добавилась подозрительная слепота. Задумавшись, я чуть не вписалась в стеклянные двери. И только вклинившаяся между мной и стеклом длинная мужская нога спасла от сотрясения.
Меньше всего похитивший меня гад заслуживал благодарности, но некоторые вещи выбить из подкорки было невозможно.
— Спасибо, — на автомате пролепетала я. И тут же вместо "пожалуйста" получила увесистый шлепок по попе.
— Голову береги. У меня на нее еще планы, — маньяк сильнее притиснул мою безвольную тушку к своему каменному боку и потащил по просторному фойе вперед.
Вариант с побегом в такой ситуации даже рассматривать было нельзя.
Оставалось последнее.
Воспользовавшись короткой передышкой, пока мы ждали лифт, я принялась вертеть головой по сторонам.
Слева за широкими плечами и гладко выбритым подбородком виднелась барная стойка. С дорогой кофемашиной, высокими бутылками ароматных сиропов, стаканчиками и без единой живой души.
Справа — стойка портье с седым старичком. Весовые категории у него с Басманским, конечно, были разные. Звать на помощь негуманно. Но сейчас меня беспокоило только собственное спасение.
Лифт стремительно приближался к первому этажу, и медлить я не стала.
Резко вырвавшись из захвата, крутанулась к ресепшену. Раскрыла рот и громко произнесла:
— Не могли бы вы…
Закончить не удалось. На губы легла ладонь, и окончание фразы пришлось шептать между пальцев.
Старик, конечно же, мой шепот не услышал. Но голову поднял.
— Милочка, вы что-то сказали?
То, что у "милочки" зажат рот, он почему-то в упор не замечал.
— Все в порядке, Евгений Михайлович, дама со мной, — абсолютно спокойно, будто каждый день насильно таскает в свою берлогу женщин, произнес мой похититель.