Дверь, как и в прошлый раз открылась, и спасительница-продавщица высунулась из-за нее:
– Жень, – сказала она, хлопая глазами, – там Толстый пришел. Ты выйдешь или сюда позвать?
Найт, даже припертый к стенке и ищущий выхода из патовой ситуации, заметил, как изменилось обращение подчиненной к шефу. Или не изменилось, а просто надоело делать вид, что они только босс и служащая? Или ей удалось за эти дни залезть в штаны к начальнику?
Гуру хмуро поглядел на Найта и вышел. Из-за стены послышалось негромкое журчание, потом Женя вернулся, открыл сейф, достал что-то оттуда и унес в торговый зал. При этом он выразительно посмотрел на несколько смущенного Найта, который воспользовался его отсутствием и опять закурил.
Гуру вернулся, сунул что-то обратно в сейф и уставился на Найта:
– Ну, что?
– Шахматные фигурки должны быть в виде… – Найт поискал слово, – э-э-э маленьких фей… пешки во всяком случае.
– Уже лучше. А все-таки, в чем дело?
– Ни в чем. Я могу дать гарантию, – начал Найт, несколько распаляясь, в конце концов, такие расспросы и такой напор не входили в его планы, – что ни с чем криминальным они не связаны.
Гуру открыл рот, но его прервал звонок мобильника. Почти минуту он слушал молча, не глядя на Найта, потом коротко бросил: – «Понял» – и отключил телефон.
– Не связаны, значит, ни с чем криминальным. – Он продолжал не смотреть на собеседника. – А список с шахматами связан?
– Косвенно, – ответил Найт, не чуя подвоха.
– Тогда объясните мне, почему из вашего списка из семи человек трое на сегодня убиты? – Женя почему-то показал на свой телефон, как будто тот должен был придать веса его словам. – А перед этим их пытали мучительно и профессионально.
ГЛАВА 11
11марта, суббота
Дорин с утра отвез Лену в ее салон, а сам провозился весь день с Альберто и его проблемами. Настя оказалась жива, правда в глубокой коме, итальянца подвели язык и отчаяние, которое на него навалилось, когда он увидел ее лежащей у подъезда в луже крови. Когда Альберто понял, что его amica не умерла, он снова разрыдался. Андрею пришлось вытирать ему нос и водить за собой, как ребенка.
Правда, выяснилось все это только после того, как они нашли Кольцову в той же больнице, куда ее ночью привез Альберто.
Вчера он опоздал на двадцать минут. Когда Андрей сопоставил время разговора Насти с женой и время, в которое итальянец нашел ее, получилось, что Кольцова пролежала у подъезда меньше получаса. Как маленький итальянец умудрился затащить ее в машину и найти ночью в почти незнакомой Москве больницу, осталось загадкой.
Днем с помощью Дорина, неплохо знавшего Москву, найти больницу удалось только с помощью справочной службы. Что итальянец вчера услышал, какие слова не понял, Андрей не знал, но, похоже, Альберто, оглушенный происшедшим, всю ночь бродил по городу (машина его нашлась у больницы), а утром, видимо случайно, оказался на улице, где жили Лена с Андреем. Он узнал дом, вспомнил квартиру и зашел.
Оставив повеселевшего «шибздика» у постели Насти, не подававшей признаков жизни (прогноз врачей был скорее благоприятный, но ничего быстрого они не обещали), и велев ему звонить при любых новостях, Андрей помчался к Лене, чтобы порадовать ее, принеся более приятную весть.
Потом в агентство за билетами – они решили, что он улетит в Прагу во вторник, сразу после презентации. Но билетов на утро не было. Ему предложили вечер вторника или утро среды, он никак не мог выбрать правильное решение, и тогда его поставили в лист ожидания.
Из агентства Дорин поехал в свой магазин, но открываться не стал, наоборот, повесил на дверях табличку «Закрыто». Ему нужно было подумать. Лена пересказала ему еще раз последний разговор с Кольцовой по телефону. По ее словам получалось, что человек, который пытался убить Настю, имел какое-то отношение к шумихе, поднятой в последнее время вокруг шахмат. А это было совсем плохо.
Мало того, что пострадал хороший человек. Тревожило еще другое – если то, что произошло с Настей, как-то связано с шахматами, то, значит, всем, кто окажется причастным к этим поискам, вполне может грозить опасность. А с некоторых пор Дорин всякую опасность вокруг Лены не только появившуюся, но даже просто тенью мелькнувшую, – тут же старался выловить и уничтожить, как клопа на постели в дешевом гостиничном номере.
У него даже как будто бы появилось подобие шестого чувства. И сейчас оно подсказывало ему – «горячо». Еще не горит, но уже припекает. Крылья мотыльков уже теряют цвет и вот-вот начнут чернеть и обугливаться. Надо было попытаться все расставить по полочкам, проверить все углы, чтобы понять, откуда дует этот слишком жаркий ветер.
Для этого можно было сделать следующее: выяснить, кто реально давал объявление, по которому звонили Насте. Понять, кто именно из антикварных дилеров начал шахматный шквал, чтобы через них добраться до заказчика. Гришка говорил, что заказчик как раз на него и вышел, но нигде и никто не говорил, что он – единственный. Судя по высоте волны, здесь могла быть здоровая или нездоровая конкуренция. Интересно все-таки, что же это за история с этими проклятыми шахматами?
По всему выходило, что начать надо со звонка Брайловскому. У него есть мент, который может все узнать про объявления, тем более что милиции сейчас вся история с шахматами должна быть особенно интересна – чуть человека не убили.
Но Гришка, как в плохом кино, позвонил сам:
– Эндрю, привет. – Только Брайловский звал Андрея этой старинной, еще университетской кличкой. – Нашел шахматы?
– Нет. – Дорин открыл было рот, чтобы рассказать про Настю и спросить насчет мента, когда услышал такое, что, несмотря на все события последних дней, душа его наполнилась радостью и застучало в висках.
– Я к тебе за консультацией, – сказал Гришка таким тоном, как будто это не первый и даже не сотый случай такого обращения, – мне тут книжечку принесли, сейчас титул открою…
Душа Андрея ушла в пятки. Что, если сейчас, при первом же экзамене, он не сумеет ответить на вопрос – считай, карьера окончена.
– Тебе что-нибудь говорит фамилия Минаев?
Дорин почти услышал, как у него в голове заворочались сложные механизмы, приводя в действие мыслительный процесс.
– Был такой мелкий писатель во второй половине девятнадцатого века, – услышал Андрей свой голос. – Точнее даже поэт… поэт-сатирик.
– Что-то Игорь говорил, я помню, у него какая-то книжка есть – редкость. Ты что-нибудь знаешь об этом?
– «Не в бровь, а в глаз» тысяча восемьсот восемьдесят третьего года. Никто не знает, в чем там дело, но Шибанов в своей книжке «Дезидераты русского библиофила» поместил ее без цены, а так он делал только с теми книгами, цену которых из-за абсолютной редкости определить не представлялось возможным. Как сейчас говорят «Estimate on Request».
– А кто это – Шибанов? – Гришка осторожно кашлянул.
– Знаменитый книжник конца-начала. – Дорин почувствовал, что взмок, хотя в магазине было прохладно. – Так у тебя эта книжка, про бровь и глаз?
– Нет, тут какая-то «Чем хата богата».
– Боюсь, что это всего лишь пятьдесят долларов.
– Жаль… Как у тебя дела?
– Ты про Настю слышал?
– Новый роман? – Брайловский хмыкнул.
– Она в больнице, в коме. Неизвестно, когда в себя придет.
– Господи, что случилось?!
– Никто не знает. По словам врачей – удар по голове чем-то тяжелым.
– Ограбили? Изнасиловали?
– Нет, вроде…
– Чем можно помочь? В больницу хорошую перевести? Денег? Лекарства? Сиделку нанять?
– Нет, больница там вроде хорошая, – Дорин отрицательно покачал головой, забыв, что Гришка не может его видеть, – с ней Альберто все время. У меня к тебе другой вопрос в связи с этим: можно ли с твоим Петром Семеновичем пообщаться?