Корвин, словно случайно подсаживаясь в шалаши, к кострам, и просто – тюкам со спальными мешками и скарбом беженцев, как бы невзначай заводил сочувственный разговор о том, что как жаль, что столько славных семейств так бездарно погибло, и что им всем пришлось покинуть отчий Дом, да в спешке бежать с насиженных мест…
Для затравки этого обычно оказывалось довольно.
Отец Семейства обычно начинал сдержанно (а иногда – и не очень) ругаться, сжимая кулаки и потрясая ими над головой, жена – причитать, а дети – шмыгать носами.
А Корвин ещё подливал масла в огонь, говоря, что сейчас и тем, кто ещё не согнан с земель несладко: драконы попросту уничтожают искони обитавших там зверей, которые кажутся им страшными или опасными. Или просто – необычными. На которых люди всегда охотились, худо-бедно кормясь этой добычей. Так, почти не осталось единорогов, мамонтов, зубробизонов. Когда кто в последний раз видел гигантского барсука? А саблезубую рысь?.. А зебу?
Беженцы подтверждали: «верно, лет пять назад…». Да, голодать приходится теперь чаще, чем нормально питаться. И мест, где можно охотиться, становится меньше и меньше. Не говоря уж о том, что драконы зачастую просто поджигают леса, чтоб выгорели под корень отличные кормовые угодья. И чтобы те люди, что там жили, ушли. Без боя.
Потому что нет смысла биться за дымящиеся пустоши…
Корвин понял, что общество созрело и без его «тонких» намёков и «агитации». И не нужно прилагать дополнительных усилий. Для ускорения свершения того события, к которому так старательно и кропотливо подталкивали последние три года это самое «общественное мнение» Фандор и его друзья: смены правящей Династии.
Поэтому когда Мойес вышел, наконец, в центр Круга, образованного толпой беженцев, и прибывших издалека специально для этого Глав Семейств, ещё не покинувших насиженные места, все были готовы. Подсознательно, или благодаря «работе» союзников Фандора, ожидая Отречения.
Тишина, что повисла над Поляной Дуба, прямо-таки угнетала.
И, похоже, старый Король понимал, какие чувства сейчас царят в душах его подданных: не мог не понимать. Не идиот же. А – «самый сильный, самый умный, самый справедливый». Заботливый и рачительный «благодетель народа». Во всяком случае, его отца, Соломона Решительного, именно за эти качества и выдвинули в своё время.
А Мойес на первых порах старался во всём подражать отцу.
Одну только ошибку допустил. Не понял вовремя, что уже – не «самый, самый, самый…». И что пора перестать протирать …цей Трон. И уступить место Первенцу.
– Мои возлюбленные подданные! Кхе-кхе-кхе… – старик закашлялся, заперхал. То ли от желания вызвать к себе сочувствие, то ли и правда – простудился? – Я знаю, что в последнее время на вашу долю выпало много страданий и невзгод. Проклятые драконы теснят вас, и изгоняют с земель отцов…
– А раньше он бы сказал не «вас», а – «нас!» – Фандор не удержался, чтоб не шепнуть это на ухо стоявшему рядом Корвину, – Видать, старик уже не отождествляет себя с Народом!
Корвин и сам это видел. Трясущиеся руки, подёрнутые, словно дымкой, подслеповатые глаза, что когда-то сияли ярче солнца. Старческое дребезжание в когда-то зычном голосе, который полки могли услышать хоть с двух миль…
Сдал старик.
К остальной речи Корвин почти не прислушивался – просто отмечал себе, что всё, что Мойес говорит – вполне ожидаемо, а сам в это время осматривал людей. Их реакцию. Видел, что и Фандор занят тем же – ждёт, когда в толпе возникнет, наконец, нужное для активных действий настроение. Происходящее из понимания, что старик ничего делать для них уже не собирается.
– …и понимая, что сам я стар, и не смогу возглавить Поход против драконов, хочу сообщить вам своё Решение.
Я – ухожу.
Отрекаюсь в пользу моего наследника – Эрика.
Я сказал.
Кто хочет возразить?
Возразить никто не захотел. Фандор, как видел Корвин, кусал губы – ещё не время!
– Тогда я передаю эту Корону, символ дарованной вами Власти, своему старшему сыну, как и положено по Закону о престолонаследии. Эрик, подойди.
Сзади, со стороны дворца, приблизился рослый юнец с капризно-избалованно изогнутыми губами сластолюбца, явно проводившего больше времени в обществе младших наложниц, чем в зале для обучения боевым искусствам.
– Если никто не оспаривает права моего сына…
– Я оспариваю! – зычный басовитый голос Фандора выгодно отличался от старческого фальцета, – Я заявляю, что ваш сын не достоин носить этот символ Власти! И я, Фандор, сын графа Людвига Сурового, предлагаю провести голосование – пусть достойного Правителя укажет Народ! А уж потом, если ваш, бывший, то есть – отрёкшийся, сир, сын – захочет, он сможет послать Избранному вызов! Так будет – по Закону!