Убив?
- Гилви! Хватит! Не противься! Падай! Джейана отвлеклась. Отвлеклась на секунду, не больше - много ли времени нужно выкрикнуть эти слова? Но в магическом поединке и секунда - очень много. Слишком много. Чудище в яме радостно-ут-робно взревело. Сеть затрещала по швам. Земля волнами плеснула в стороны, словно простая вода. Мельком Джейана заметила, что бурые отвалы накрыли тела защитников. Похоронены заживо - и кто знает, откопаем ли их.
Тварь была совсем близко. Джейану окатило жаркое зловоние. Руки отказывались повиноваться, глаза неотрывно смотрели в бездонную ночь зрачка на болтающемся кровавом шаре, только-только появившемся из розоватой плоти зверя.
Великий Дух, я больше не могу!
Будь здесь Твердислав, всё обернулось бы по-иному. Он придумал бы, как обычным копьём из краеноплодки ранить чудище сильнее, чем самым страшным, самым гибельным заклинанием - если откажет даже сам Ключ-Камень.
Гилви услыхала вопль Джейаны. Но разве можно потерять сознание по собственной воле, когда все силы отдаются борьбе, и накрепко затвержено стоять насмерть! Держаться до последнего!
Она не могла потерять сознание по приказу.
Монстр напирал. Бездушный, не испытывающий ни страха, ни боли, он желал лишь одного - жрать. Джейана чувствовала его тупой мозг, лишённый даже гнева и ярости - одни только голые рефлексы. И, уже понимая, что проиграла, что даром погубила всех, судорожно продолжала стягивать Сеть - лишь для того, чтобы сотканные из человеческой боли и страданий ячейки рвались под натиском громоздкой туши.
Гилви растерянно обернулась. В больших глазах застыло удивление Неистовая, ну что же ты? И не объяснишь, не втолкуешь дурёхе, что из-за её, Гилвиной, стойкости погибает сейчас клан!
- Джей!
Не было времени оборачиваться. Но, Великий Дух, какой Ведун притащил сюда Фатиму?
Фигурка Фатимы появилась сбоку от чудовища. В лучшей выбеленной накидке, на лбу - дивно мерцающий резной обруч из серебрянки, на запястьях - такие же, в пару, браслеты. Словно со свидания, впрочем, она как раз и была со свидания. На руках у девушки сидела малышка лет пяти с дивными золотистыми волосами, какие бывают только у феечек. Лиззи. Девчушка с громадным и добрым даром, из которой ещё долго предстоит растить настоящую Ворожею, способную драться и убивать.
Джейана не успела ни остановить безумных, ни даже просто гаркнуть им "стой!". Лиззи неожиданно легко спрыгнула на землю, ловко перебирая босыми ножками, подбежала к ворочающемуся во рву убийственному монстру. Положила обе ладошки на серую чешую и вроде бы что-то прошептала.
Басовитое гудение внезапно прервалось. Длинные усы опали. Кровавые шары глаз с неожиданной быстротой начали втягиваться под панцирь. Видимый лишь Джейане, над тварью начал быстро раскрываться голубоватый призрачный ореол сна.
Лиззи усыпила страшилище.
- Гилви, Фатима!- От вопля Джейаны, казалось, сюда сбежится вся нечисть, что обычно окружает Отвечающего.
Гилви поняла всё быстрее медлительной Фатимы. Рыжие девчоночьи космы мелькнули возле серой брони - и малышка оказалась на руках у Гилви. И вовремя - потому что сонная голубизна стремительно гасла, и Джейане на последний удар оставались уже не секунды, а их жалкие, стремительно тающие доли.
И всё же она успела. Удар получился коварным и предательским - по сонному, ослабившему защиту врагу. Но иного выхода нет. Либо ты покончишь с этой тварью - либо твоему клану не жить. Всегда, когда перед Джейаной оказывался этот выбор, она решала его не рассуждая, мгновенно и однозначно. Клан должен жить, а какой ценой - никого не волнует. За всё в ответе она одна. И она даст ответ - когда, вознесенная на Летучем Корабле, предстанет перед судом Великого Духа.
Удар получился на славу. Вся накопленная Сетью сила, безжалостно вырванная из защитников Вала, обернулась разящим огненным мечом (ничего иного Джейане в тот миг просто не пришло на ум). Серый панцирь рассекло надвое. Горящая плоть брызнула в разные стороны. Монстр забился в корчах, а Джейана с мстительным восторгом всё вгоняла и вгоняла в необъятную тушу свой невидимый клинок. Из страшной раны летели обжигающие чёрные брызги, перебитые жилы извергали потоки ядовитой крови - Фатима быстрым заклятием отвела гибельный дождь от Джейаны.
Джейана слышала тот жуткий хруст, с которым её невидимый клинок рубил костяк чудовища. Хруст - и тонкий, жалобный плач, с которым тварь испускала дух.
А потом меч дошел до каких-то витальных вместилищ бестии, и огонь клинка, соединившись с жизненной силой, воспламенил их.
Из воронки вверх, к тёмным небесам, ринулось крутящееся, всесжигающее пламя. Казалось, вспыхнула сама земля. Огненные языки взлетели выше темных древесных крон; жгучий ветер воспламенил кору и сучья, так что Фатиме с Гилви пришлось в зародыше давить начало лесного пожара.
Джейана же, не чувствуя палящего жара, повалилась прямо там, где стояла. Тело отказывалось повиноваться. Отдавшее без остатка все силы, оно хотело сейчас только одного - забытья. Боль, которая мучила всех остальных Твердиславичей, боль, с какой Джейана рвала из них нужную ей силу, обернулась теперь против неё. Ускользнуть, спастись от непереносимой муки (огонь и снег одновременно; сжимает и растягивает) она могла только в беспамятстве. И она старалась. Частично это уже удалось - она не слышала голосов, не чувствовала теребящих, трясущих её рук. Острыми ледяными иглами в обмерший, парализованный разум вонзались поспешные заклятия Фатимы. Джейана отбивалась как могла, неосознанно защищая теплый серый кокон обморока, такой уютный, такой покойный, из которого её вырвала Гилви, вернув полученную днём пощечину.
Подруга Твердислава рывком села. Щека горела, постыдно и унизительно. Её ударили. Хлестнули по лицу, как ополоумевшую плаксу. На глазах у Фатимы. Неистовую заливала жаркая волна стыда; всякая иная боль исчезла бесследно.