Как ни странно, Ведунья была одна. Вся свита куда-то бесследно исчезла, и Твердислав немедленно решил, что бестии уже отосланы творить разор во владениях Лайкова клана.
Ведунья одна! Редкая удача! Впервые удалось застигнуть её врасплох. Чёрные разбойницы всегда отличались осторожностью и хитростью, их никогда нельзя было увидеть в одиночестве, без целого сонма тварей, и разумных, и неразумных, и облеченных в плоть, и бестелесных.
Не требовалось даже беззвучной речи, чтобы понять друг друга. Они должны это сделать! Впятером. Чтобы никакой Ведунье не было повадно шастать мимо земель клана Твердиславичей.
Телом Твердислав ощущал слабые толчки воды.
Друзья расходились в разные стороны, беря злодейку в кольцо. Теперь покажут себя и немудрёные копья-колы!
- Вперёд! - рявкнул Твердислав, одним прыжком оказываясь на суше.
Вот она, фигура в чёрном, - прямо перед глазами. Костлявые руки-плети вскинуты, капюшон падает на белую маску лица. Она не двигается - провидит свою судьбу?
Пять копий ударили одновременно, разрывая ветхий покров плаща. И провалились в пустоту.
-- Да ведь это пугало! - ахнул Тарни, от неожиданности заговорив вслух.
Чёрный плащ оказался накинут на грубо стянутый прутняком жердяный остов. Вместо рук - выбеленные сухие отростки смертенца, вместо лица - пласт белой же коры хищного мохнача.
Обманули, провели как детей, как желторотых птенцов! Твердислав чувствовал, как от бешенства закаменели скулы. И они тоже хороши - так глупо попасться!
Вожак клана уже понимал то, чего не успели ещё осознать остальные ловушки так просто, забавы ради, никто не ставит, и раз Ведунья позаботилась оставить здесь своё подобие - значит, западня подготовлена по всем правилам.
Он ещё успел крикнуть остальным: "Встаньте в круг!", - когда окружающая островок вода внезапно забурлила и вспенилась. Ведуньина свита, та самая, которую видел Тарни, с воем, визгом, рычанием и скрежетом пошла в атаку. А над тёмной гладью старицы, скрестив на тощей груди костяные хватала, недвижно застыла сама Ведунья. Тонкий визгливый смех прокатился по-над болотами, негромкий, но перекрывший весь поднятый свитой хай.
И один лишь Твердислав разобрал в этом визгливом смехе слова:
- Отдай Ключ-Камень. Отдай, отдай, отдай! Он не успел бы ответить, даже если б захотел - саламандры изрыгнули огонь.
Глава седьмая
Когда Буян пришёл в себя - словно вынырнул на поверхность душистого моря небывалых грёз - ламия по имени Олъ-тея сидела на краю приютившей их ямины, закинув ногу на ногу, и с ленивой грацией расчёсывала деревянным гребнем медно-рыжие кудри.
- Ну что, понравилось? - подмигнула она изгою.
Понравилось? Не то слово! Сладкий дурман, пьянящее наваждение, истома, за миг которой, казалось, отдашь всю оставшуюся жизнь. Ламии знали толк в плотских утехах. Там, где неумелая, дрожащая девчонка только и могла, что опрокинуться на спину, раздвинуть ноги да покрепче зажмуриться, ламия творила чудеса. Губы Буяна вспухли от поцелуев. Он никогда не знал, оказывается, что это такое - настоящий поцелуй. Он никогда не знал, что руки могут оказаться настолько ласковыми - мягкими, нежными, и в то же время - требовательными и настойчивыми. Да, совсем не так, как было с другими...
Ламия соскользнула с края ямы - единым слитным движением, мягким и грациозным.
- Нам пора. - Полные губы улыбались понимающе и чуть-чуть лукаво - знаю, мол, что больше всего на свете тебе хочется вновь сграбастать меня, но это, извини, ещё впереди.
Буян покорно склонил голову. Что ему ещё остается делать? Выбора нет. Джейана не помилует, и слезы Нумико не помогут. Да и как теперь, после всего случившегося, той же Нумико в глаза смотреть? А здесь, может, перед смертью ещё разок удастся- он невольно покосился на низкий вырез платья Ольтеи.
- Путь далёк, - ламия выбралась наверх. Улыбаясь, протянула руку Буяну тот дёрнул щекой и одним прыжком вымахнул из ямы. Могу, могу, и нечего мне помогать! С этим-то и сам справлюсь!
Щелкунчик куда-то исчез - ну и хвала Великому Духу. Сгинул ехидный надоеда - нам же легче.
Мягкая ладошка осторожно, ласкаясь, всунулась в безвольно обмякшую было левую руку Буяна - и сами собой, стряхивая вялость, напряглись мышцы. Теплая и гладкая щека потёрлась об изуродованное плечо парня - о белый неровный шрам, оставленный клыком кособрюха.
- Больно, наверное, было.
- Больно? Мне? Ты что! Я даже и не заметил! - похвастался Буян.
- Наверняка. Я так и подумала. Ну, идем, путь неблизкий. А ты защитишь меня по дороге? - закончила она кокетливо, прижимаясь к Буяну.
Она умолчала о том, что сама с лёгкостью защитила бы и себя, и самого Буяна. И не устояла бы разве что перед разъяренной девичьей гвардией Джейаны Неистовой.
Они тронулись в путь, и тут Буяном неожиданно овладело странное безразличие. К Ведунам так к Ведунам. Хорошо бы только - поскорее. И чтобы не мучили бы долго. А смерть, что смерть - он её заслужил. Потому что струсил. И ламия по имени Ольтея - просто небольшая радость перед гибелью. А они-то, щелкунчик с нею, небось решили, что им его удалось соблазнить! Х-ха! Нет, он сам так решил. Погибать так погибать. Перед Великим Духом всё равно не оправдаешься.
Тайные тропы, по большей части неведомые даже лучшим охотникам клана Твердиславичей, повели Буяна и Ольтею на север, в обход секретов и постов, в обход опасных мест, где кишмя кишела нечисть - всё дальше и дальше, к таинственному гнезду Ведунов, к оплоту страшного, неистребимого Зла, попасть куда живьем всегда считалось намного хуже смерти.
* * *
Джейана не позволила себе разлёживаться. Без неё в клане все пойдет прахом - это было её всегдашним и неистребимым убеждением. За всем и за всеми глаз да глаз нужен. Чуть чего не доглядишь - глядь, а беда уже на пороге, а за ней иная валит, ещё страшнее.
Вечером того же (думалось) дня, когда в посёлке малость улеглась обычная суета, Джейана выбралась на воздух.
Летние сумерки тихи и прозрачны, удивительно мирны - ни за что не подумаешь, что ночью здесь, под этим же небом, развёртываются кровавые схватки, хрустят кости, перемалываемые безжалостными челюстями, и предсмертный хрип жертвы смешивается с ликующим воем охотника-победителя.