Вот и сейчас как раз такой момент. Я сижу на кафельном полу в ванной, прислонившись головой к холодной стене и беззвучно рыдаю, зажав рот руками. Ну нет у меня больше сил. Шесть дней прошло! Шесть! И тишина. Никто из ребят не вышел на связь до сих пор. А если что-то пошло не так? А если их спасательная операция провалилась, ведь по словам Яра в ней было очень много пробелов и моментов, успешное решение которых зависело просто от удачи. От удачи, блин! И это спасательная операция!
— Насть, ты опять ревешь что ли? — громкий стук в дверь и грозный голос моего надзирателя разрезает тишину.
— Не… нет, я не плачу.
— Ну-ну, так я и поверил тебе, коза мелкая. А ну, дверь открывай и вытаскивай свою прелестную задницу из укрытия, разговаривать будем.
— Антон, я не хочу! Не хочу разговаривать! Я не могу! Не могу! Не могу! — срываюсь на крик. Истерика захватывает меня с ног до головы и я уже не в состоянии сдерживать громкие всхлипы. — Почти неделю от них нет новостей. А что, если…
— Нет! — Антон не дает договорить страшную догадку, которую даже произносить вслух страшно, — Ничего с ними не случилось. Насть, — уже мягче, — открой, а?
Что-то в его голосе заставляет меня встать и подойти к двери. Может, ничем не прикрытое волнение за меня? И за ребят? Антон ведь тоже переживает за них. Обычно он там, с ними. А тут его заставили нянчится со мной и он тоже себе места не находит. Порой я замечаю, как он ходит из угла в угол по гостиной, словно тигр в клетке. Распахиваю дверь и меня тут же прижимают к теплой, сильной груди, обнимая и поглаживая по спине.
— Ну чего ты расклеилась, маленькая? — Тоша утешает меня и понемногу двигается в сторону дивана, так и не выпуская меня из своих объятий. — Ты что не веришь в них совсем?
— Верю, конечно! — падаю на диван, забираясь на него с ногами. Тоша накрывает меня теплым пледом и садится рядом. У меня зуб на зуб не попадает. Только вот сама не знаю, отчего именно. То ли от холода пола и стен в ванной, где провела около часа, как минимум. То ли от страха и волнения. — Просто… Не знаю… Предчувствие какое-то тяжелое. Ну сам подумай, почему по-прежнему тишина? Неужели за шесть дней ничего так и не решилось?
По щекам снова текут слезы бесконечным потоком. Я даже уже не пытаюсь ни сдерживаться, ни стирать их со своего лица. Бесполезно. Антон молча встает и выходит из комнаты. Когда я уже накручиваю себя, думая о том, что совершенно достала друга своими истериками, слышу со стороны кухни шипение чайника и звук поставленной на стол стеклянной чашки. Спустя пару минут, Антон возвращается и протягивает мне ароматный чай. Зеленый с жасмином. Мой любимый. С благодарностью принимаю горячую кружку, которая моментально согревает руки. Делаю пару глотков и по телу проходит легкая волна тепла. Понемногу дрожь сходит на нет и я снова чувствую себя лучше. По крайней мере, плакать перестаю, что, судя по расслабленному выражению лица друга, его очень даже радует. Он снова садится рядом со мной на диване, аккуратно, чтобы я не разлила горячий напиток, притягивает меня к себе в объятия.
— Ну как? Легче? — тихо спрашивает, поглаживая по плечам, будто пытаясь согреть.
— Да, спасибо, Тош.
Дальше сидим, молчим. Я допиваю свой чай. Каждый думает о своем, но меня не покидает ощущение, что у Антона есть какая-то информация и он не знает, может ли со мной ею поделиться. Заметно, что его что-то терзает. Жду, когда заговорит. Зная друга, сейчас он собирается с мыслями и скоро все расскажет.
— Слушай… — а вот и оно. Сердце разгоняется и стучит так, будто я только что стометровку пробежала и вышла на рекорд. — С учетом всех условий, шесть дней тишины — это еще не повод для волнения. Понимаешь, — друг подскакивает с места и впивается пальцами в свою и без того растрепанную шевелюру. — Черт, Яр меня грохнет за то, что не могу держать язык за зубами.
— Тош, расскажи, пожалуйста, я же с ума схожу, — мягко прошу, не настаивая, чтобы не дай Бог не спугнуть его желание пооткровенничать.
— Да бля! — Антон поднимает глаза к потолку, смотрит в одну точку, сжимая кулаки до побеления. — Я просто не знаю поможет ли тебе эта информация или, наоборот, сделает только хуже.
— Ну, мы этого не узнаем, пока я ее не услышу, — замечаю резонно. — Давай, Тош. Я обещаю, что буду спокойна.
— Яр сказал, что ты можешь быть беременна и я жизнью за тебя отвечаю… — друг впивается в меня своими невозможно карими глазами, которые сейчас кажутся совершенно черными. — Я ж и сам не переживу, если… Если из-за меня тебе плохо станет.