И я быстрым шагом направилась вдоль улицы.
Приют встретил меня знакомым лаем.
— Альма, Клык, Алый, Пончик, Буба! — Шла меж клеток, без опаски подставляя ладони собакам. Они прыгали на ограждение, радостно скуля. Прижимались к решетке, облизывая мои пальцы. — Привет, Ворчун! — Маленький карликовый пинчер, мелко дрожа и активно виляя задом, растекался довольной лужицей при виде меня. Пришлось остановиться, чтобы его погладить. Просунула руку сквозь решетку и почесала ему спинку. Он принял ласку, рыча и скуля одновременно.
— Настя, ну, наконец-то! — Раздался за спиной знакомый голос.
Это была Лира. Одна из пяти женщин-волонтеров, которые вкладывали в этот приют все свои свободное время, деньги и силы. Просто так. Не ради какой-то выгоды, которой в таком деле и быть не могло. А потому что не умели по-другому. Не знали, как можно оставаться равнодушным, когда кто-то из братьев наших меньших мерзнет, голодает на улице или погибает от людской жестокости.
— Привет, Лир. — Я обернулась. — С ними уже гуляли? А то я могу быстренько.
Зажала подмышкой пакет с курсовой.
— Вот только что ушли ребята. Школьники. Притащили мешок корма. Откуда они только его взяли? — Женщина, улыбаясь, пожала плечами. — Погуляли с собаками под моим присмотром, помогли почистить пару кошачьих клеток.
— Ну, хорошо. — Я бросила взгляд на Ворчуна. — Слушай, скоро ведь совсем холодно станет. Куда его? Он же замерзнет.
Лира развела руками.
— Придется отыскать местечко внутри. Там его не так много, все забито, но он, и правда, околеет, если оставить его здесь даже в теплой будке.
— И никто так и не хочет его забрать себе?
Она виновато поджала губы. Присела и протянула Ворчуну руку.
— Ты ведь знаешь, какой он. С гонором. Рычит вечно. Боится. Может и тяпнуть, если испугается. Да и староват. Если люди хотят подарить дом бродяге, то, как правило, выбирают щенка.
Я с досады вздохнула:
— Ну, что ж ты, Ворчун. Не можешь состроить из себя лапочку? Так ведь и останешься тут. Ну, чего ты? — Потрепала его за загривок.
— Идем. — позвала Лира, вставая.
И повела меня за собой в небольшое здание, которое было для здешних обитателей и приемной, и сторожкой, и всем сразу. Только кабинет для осмотра ветеринаром и кладовая были отделены перегородками, все же остальное помещение было единым пространством.
— Его принесли сегодня. — Сказала женщина, останавливаясь у своего стола.
— Кого? — Спросила я, разглядывая стоящую на столе кошачью переноску.
Подошла к раковине, взяла мыло, вымыла руки.
— Это африканский ёжик.
— Кто? — Не смогла скрыть удивления.
— Ага. Представь себе. — Лира подняла переноску, повернула ее ко мне отверстиями для вентиляции и поднесла ближе. — Принесла сегодня какая-то фифа. Приехала на дорогущей машине, даже не пожелала своими километровыми каблуками здешнюю грязь месить, отдала нам эту лапулю и сразу уехала.
— Что, вот так просто бросила?
— Ну, — Лира пожала плечами, — нужно ей сказать спасибо, что в мусорку не выбросила. Сама знаешь, что так люди поступают гораздо чаще: грызунов на свалку, попугаев в окно. Никто не заморачивается.
Внутри переноски шевельнулось темное пятнышко. У меня аж дыхание застряло в груди.
— А почему она не оставила его себе? — Выговорила с трудом.
Лира поставила переноску обратно на стол и приоткрыла дверцу.
— Ей подруньки его на день рождения подарили. Нет, лучше бы стриптизера вызвали, честно. Ну, какие ежи? За ними же ухаживать нужно. Какули убирать постоянно. Каждый день. Они ведь в туалет ходят при движении, не заморачиваясь на тему того, где наполнитель или где находится его клетка. Вот и этому красавцу, — она осторожно достала серый комочек, боясь уколоться, — стоило навалить на наряд от Гуччи, мадама психанула и свезла его к нам. С глаз долой из сердца вон.
Лира протянула ко мне распахнутые ладони, в которых сидел маленький ежик. Он был таким крохотным, что уместился бы и на одной. Большая шапка длинных иголочек — темных у основания и светлых на кончиках. Глазки-пуговки и вытянутый носик-вишенка. Ужасно милый. Прямо ми-ми-ми, по-другому и не скажешь. Такой пухленький, на тонких-претонких розовых лапках. С мягкой, белоснежной шерсткой на голове и животе.
Он подергивал носом, принюхиваясь, и опасливо озирался по сторонам. Точно раздумывал, стоит ли шипеть и сворачиваться в клубок. И аккуратно перетаптывался на месте своими крохотными лапками, с нежными, как у котенка, пальчиками и мягкими бледно-розовыми подушечками.