— В этом дворце? На какие шиши? — вяло улыбнулась Лора.
— Позвольте вас проводить. Возьмем ваш ключ и вернемся закончить ужин.
Лора снова обыскала свою сумочку, ее внутренняя борьба была очевидной.
— Вы пьете совсем иначе, — обреченно произнесла она, и это было согласием.
Она поднялась из-за столика, чуть пошатнулась и зашагала к выходу. Он пошел за ней.
— Мы ненадолго выйдем, — сказал Боян бармену, — вернемся через полчаса. Придержите наш столик.
— Разумеется, господин Тилев, — фамильярно ухмыльнулся тот. — Не беспокойтесь, господин Тилев.
По освещенной улице они спустились в старую часть города. Десятки ресторанчиков, магазинчиков и обменников еще работали, толпы загорелых туристов не умещались на узеньких тротуарах, люди сталкивались друг с другом — кто-то спешил, кто-то лениво глазел на витрины. Несколько человек почтительно поздоровались с Бояном, он молча кивнул в ответ.
— Вы известный человек, господин Тилев, — сказала Лора и прижалась к нему, — все вас знают.
— Они меня с кем-то путают.
По аллее, начинавшейся у бывшего летнего кинотеатра, они вошли в городской парк. Пахло южными цветами и скошенной травой — сладкий, глубокий аромат, засевший в его памяти. Они с Лорой остановились, заглядевшись на притихшую церквушку, многие столетия провожавшую и встречавшую рыбаков. Иногда рыбаки не возвращались, но она ждала их всегда. У него запершило в горле, на глазах выступили слезы — наверное, Лора испытывала те же чувства. Он вдруг осознал, что со стороны они кажутся семьей, беззаботной счастливой семьей, которая идет забрать какой-то ключ.
На скамейках у церкви расселись подростки, их битком набитые ранцы валялись рядом. Они, как черепахи, носили свой дом с собой. На них были потертые, нарочно порванные джинсы, у некоторых — бритые наголо головы, парочка бесполых существ нарезала салат прямо на полиэтиленовом пакете на скамейке, сдабривая его подсолнечным маслом, уксусом и солью. Парень в грубых солдатских ботинках с татуировкой дракона на груди наигрывал на гитаре, напевая тихим хрипловатым голосом: «Вернемся, вернемся в минувшие годы, чтобы не потеряться, чтобы этому лету начаться в Созополе снова…» Текст песни был странным, почти абсурдным, но мелодия — манкая, он ее запомнил. Бояну захотелось в туалет, и он потянул Лору дальше.
Они шли маленькими старинными улочками, под крышами домов висели связки сушеной рыбы, бабки, сидя на лавочках у заборов, продавали кружевные салфетки, скатерти и варенье из зеленых плодов смоковницы.
— Вот здесь я живу, — Лора указала на деревянный дом и растворилась в подъезде.
В дворике, в беседке, увитой виноградной лозой, веселилась подвыпившая компания. Над сказочным, резным балкончиком второго этажа на веревке сушилось женское белье. Он был уверен, что ее. Оно казалось воздушным, как белье Магдалины, но более женственным и загадочным. Улыбаясь, Лора вышла из дома, поскользнулась на каблуках на каменной мостовой и снова прижалась к нему. Робко и преданно. По-настоящему.
По дороге назад они молчали. Алкоголь слегка туманил ему голову, но все чувства были обострены до предела. И Боян подумал, что с Лорой, только и единственно с ней, он мог бы вернуться к себе настоящему, начать все сначала, скажем, открыть кафе. За несколько месяцев он смог бы его разработать и довести до совершенства, сделать из него уютный клуб, изысканное место отдыха для состоятельных людей. «Я ведь все знаю, все могу, я ведь Боян Тилев!» У них с Лорой не было прошлого, она не знала его ни в период его жалкого прозябания, ни во время его взлета и падения, их связывало только начало и их общее будущее. Неожиданность этого открытия поразила Бояна. Конечно, он уже не будет тем Бояном Тилевым, о котором писали газеты, который снимал министров и продвигал в Народное собрание депутатов, но он не будет и тем, кто влачил жалкое существование в фотолаборатории Министерства внутренних дел. Просто будет зарабатывать на жизнь — себе, Лоре, ее сыну и своим дочерям, переплавит свое несчастье в близость, любовь и достойную старость. А Генерал действительно будет мертв. Он вздрогнул. И рассмеялся.
— Что с вами, господин Тилев? — спросила Лора. Ее косящие глаза были прекрасны. В них читалось сочувствие, искренность и преданность. Он не посмел сказать, что счастлив и что… ему срочно нужно в туалет.
На террасе ветер снова погасил свечу. Они ее зажгли. И воспарили над морем, над собой. Им принесли зажаренную камбалу — все так, как он любил: с аппетитной корочкой, политую лимоном. Сменили лед. Они выпили еще. Сегодня он будет пить, есть за что. Ему требовалось сделать над собой усилие и все рассказать Лоре. Она уже рассказала ему о себе все без утайки. Теперь была его очередь. Он пыхнул сигарой и собрался, как перед прыжком в холодную воду. И тут неожиданно у столика, преданно улыбаясь, возник бармен.