— Умоляю, скажи… что с тобой?
— Я устала, — ответила она, не заикаясь.
— От чего? — изумленно и сочувственно спросил он.
— Устала ждать… — нервно ответила она.
— И чего же ты так ждешь? — выдавил он из себя улыбку.
— Когда все это закончится… — снова без запинки произнесла жена.
— Наше будущее только начинается, — прервал ее он.
— Это наше прошлое только начинается, — нелогично возразила она. — Ты понимаешь, ты отдаешь себе отчет в том, что все это, все, что нас окружает, нам не принадлежит?
Минувшей зимой он окончательно уверился в том, что у Марии есть любовник. Она бросала деньги на ветер, готова была купить все, что угодно — от столовых приборов до серебряного сервиза на двенадцать персон, лишь бы это было дорого, чрезмерно дорого, непотребно дорого. Это явно не доставляло ей удовольствия, но помогало убивать время или каким-то странным способом позволяло ей чувствовать себя ближе, заботиться о нем.
— Зачем ты это делаешь? — поинтересовался он однажды.
— Чтобы приблизить конец, — ответила она абсолютно серьезно.
— Но ведь я еще в самом начале, — чувство всесилия власти уже подчиняло его ум, как болезнь овладевает телом.
— Я т-тебя л-люблю, — заикаясь, сказала она, но сказала так странно, что лишь усилила его страх по поводу ее любовника, подозрение, что она бросила его, потому что нашла себе другого, — в-все еще л-люблю.
Боян больше не пересчитывал денег, не потел при виде шуршащих пачек, теперь для этого у него были специальные люди. Скользкий гаденький страх отступил, как уступает зима напору весны, но мысль о предательстве Марии его бесила. Он почувствовал себя преданным, что-то в нем было искалечено, и он ожесточился, стал думать о мести. Обратился в детективное агентство, находившееся на Площади журналистов, и нанял одного кретина с сальными космами и бегающими глазками. Через две недели детектив явился к нему в строящийся новый офис, вытащил толстый пакет с фотографиями и голосом заядлого курильщика, злого, но покорного пса, отрапортовал, что жена Бояна ежедневно посещает какое-то сектантское логово, связанное с восточным мистицизмом, а точнее, с буддизмом. В известном смысле, она «это сборище» и финансирует — именно так он выразился. Жена профинансировала приезд в Болгарию какого-то ламы Шри Свани и сняла зал для его «проповедей». Это определение принадлежало тоже детективу. Мария посещала все эти мероприятия, но:
— … к вашей радости, — с неприкрытым сожалением заявил он, — ее никогда не видели с мужчиной.
После каждого сборища она садилась в свою Ауди и сразу возвращалась домой. И только теперь он вспомнил о несметном количестве эзотерической литературы: книги о розенкрейцерах, труды Елены Блаватской, Рудольфа Штайнера, Элифаса Леви, Мариетты Форчен, Карлоса Кастанеды, Далай-ламы и других им подобных, которые жена старательно выстраивала на полках книжного шкафа, как в свое время старательно складывала и выравнивала стопочками на полках в шкафу маечки и носочки их дочерей. Самая сокровенная часть ее материнства, их взаимной любви была отодвинута в сторону, опорочена. Нечто осквернило их дружеское доверие, — но это нечто было ненаказуемо.
— М-мы ведь п-пришли в этот мир н-не из н-настоящего, — сказала ему как-то Мария, — и н-не останемся н-навсегда в н-настоящем. За что т-ты расплачиваешься, т-твоя ужасная карма — это расплата за к-какие грехи?
Его собственная неуверенность, хаос мелькающих дней и ее заикание помешали ему вникнуть в смысл ее слов. У него отняли Марию, но его жажда мести потеряла смысл, она просто испарилась. Потусторонний мир наказать невозможно, даже если он существует. Облегчение, которое он испытал, узнав, что любовника у нее нет, его взбесило, потому что он вдруг понял, что Мария действительно покинула его, ушла без причины и окончательно, навсегда.