Его кулак громко и жестко столкнулся с лицом мужчины. Он рухнул как тяжелое пианино, с треском ломающихся костей.
— Убирайся. Вон, — прошипел Килл. — Хватит с меня твоего дерьма. Ты изгнан.
Мужчина посмотрел на него с ненавистью, из носа хлестала кровь.
— Ты не можешь прогнать меня. Я принял присягу, твою мать!
— Могу и делаю. Мой Клуб. Мои правила. Сорвите его патч.
Мужчина прорычал.
— Ты — хренов покойник, Киллиан.
— Будто я раньше этого не слышал. — Киллиан щелкнул пальцами. Черный Ирокез и Песочный Блондин, подошли к нему. — Сорвите патч. Избавьтесь от него.
— С удовольствием. — Мужчины сгребли истекающего кровью человека с пола, толкая его к выходу.
— Ты покойник. Все вы, вы слышите меня? — Выбритый Череп размахивал кулаком, не обращая внимания на малиновые потоки из его носа.
— Да. Да. Посмотри на нас... мы, бл*дь, застыли от ужаса, — сказал Черный Ирокез, тяжело выталкивая его.
Остальные мужчины прекратили подпирать стены и выпрямились.
Густые Усы шагнул вперед, подхватывая истекающего кровью товарища.
— Мы разберемся с ним.
Его взгляд переместился на Килла.
— Ты выглядишь, как будто тебя переехал комбайн, Килл. Закончи с ними. — Он указал на нас, будто мы тающие продукты, которым нужен домашний холодильник. — Мы пересечемся на встрече через пару дней.
Киллиан вздохнул, его грудь поднималась и опадала, смешивая адреналин с тестостероном. Он, наконец, кивнул.
— Ладно. Хоппер, Мо, оставайтесь здесь. Нужна ваша помощь с женщинами. Держите их в безопасности. Торги должны пройти безупречно, никаких отметин. Мне не нужны возвраты.
Моя спина окаменела. Он говорил о нас как о животных.
Мы были товаром для продажи или использования.
Страх медленно расползался вниз по моим венам.
Мои глаза сузились, в поисках частичек правды в его тоне. Он не был похож на человека, который отсиживается в гараже. Да, он был грубым, злым, опасным, и совершенно точно завязан в криминале, но в его зеленых глазах скрывался проницательный ум и рациональность.
Он был ходячим противоречием.
Таким же как я.
Килл не сказал ни слова, только кивнул, когда прибывшие начали уходить, и мы остались в пугающем пузыре тишины девяти человек. Шесть женщин и трое мужчин.
Если бы я знала, кем была, — что я умела кроме ветеринарии, — я, возможно, могла бы начать переговоры об освобождении или помочь выйти женщинам, плачущим рядом со мной.
Я поджала губы, в поиске непреодолимого желания сбежать, скрыться, но оно все еще отсутствовало. Горстка страха была единственным намеком, что я вообще была жива. И тот был направлен на мужчину с зелеными глазами, а не на ужасную ситуацию, с которой я столкнулась.
Я разбита.
Мои сопротивление и инстинкт побега были вырваны вместе с моими воспоминаниями.
Нас должны продать.
Килл пробежался обеими руками по волосам, концентрируясь. Он поморщился, прошипел сквозь зубы, и сразу же опустил правую руку. С трудом сглотнув, он проворчал:
— Вам повезло подслушать о клубном бизнесе. Никто без присяги не посвящен во внутренние дела. Но, наверное, лучше, что вы стали свидетелями этого. Вы можете верить мне на слово, когда я говорю, ситуация не… стабильна. Я единственный, кто сохранит вас в целости и сохранности, так что проявите уважение и верьте мне, когда я говорю, вы не хотите злить меня.
Его голос усиливался в объеме, тембр изменился: от хриплого до жесткого.
— Забудьте все, что вы слышали. Вы не сможете договориться. Вам не повезло узнать об этом. Вы прокляты. Забудьте о прошлой жизни, вы к ней никогда не вернетесь.
От холода в его голосе в воздухе мерцали сосульки.
Иной липкий страх сочился сквозь мою кровь.
Девушка рядом зажала руками уши, слабый вскрик послышался из ее рта.
Килл нахмурился, вздрогнув, когда очередная волна агонии охватила его.
— Вам, наверное, интересно, почему вы здесь, кто мы — чего мы хотим. Если вы умны, то поняли, но я собираюсь разложить все по полочкам.
Его взгляд остановился на мне, утопив меня в зелени травы, мха и изумруда.
— Вы принадлежите мне. Нам. Клубу. Мы владеем вами — каждым сантиметром. Я главный, которого вы должны приветствовать гораздо лучше, чем это было четыре года назад, но мое терпение не безгранично.
Его голос понизился до децибел, которые отозвались в моем сердце.