Я называю это бредом.
Я говорю, что все мы марионетки, которыми управляют другие люди. Такой вещи, как свобода — не существует. Нет судьбы. Это все аккуратно созданные иллюзии.
Я поверил однажды в ложь. Я оглядываюсь на свое прошлое, и тогда у меня хотя бы была надежда.
Сейчас…
Мои глаза широко открыты.
И я никогда больше не буду таким наивным.
— Возьми, Киллиан.
Мои глаза прищурились, чтобы пристать к осужденному, который пытался изнасиловать меня в тот день, когда я прибыл во Флориду. Ключевое слово в этом предложении «он пытался».
И ему это не удалось.
Больно и жалко.
Мужчины прыгали на меня со всех сторон. Мои штаны были сорваны. Мое тело избито кулаками.
Я лежал там — задница голая и готовая к изнасилованию, — когда увидел две дороги.
Такие отчетливые и настоящие, я чувствовал грязь под моими пальцами и видел блеск бетона на солнце.
Два варианта.
Один — сдаться и позволить моей жизни стать серией изнасилований и избиений, пока я не умру от самоубийства или убийства.
Или…
Убей каждую крупицу оставшегося во мне мальчика, который верил, что однажды он может освободиться от этой жизни. Уничтожь всякую надежду на то, что когда-нибудь будет офис с видом на Уолл-стрит. Этот сон был украден в тот момент, когда наручники застегнулись на моих запястьях.
С преступниками невозможно торговаться.
Моя самая заветная мечта стала недостижимой. Это было оторвано, и что бы я ни делал — не достиг бы этого.
Поэтому мой единственный вариант — присоединиться к ним. Чувствовалось, что выбор занял годы, пока моя голая задница была в воздухе, и они возились со своими поясами, но на самом деле это занимало всего лишь микросекунды.
Я выбрал второй путь.
Тот, покрытый грязью и дерьмом.
Тот путь, которому суждено уничтожить меня.
— Просто возьми гребаный поднос, ладно? — Зазубренный шрам на щеке осужденного немного потускнел со временем. Я сделал это с ним без раскаяния или задних мыслей. Он напал, а я защищался.
Излишне говорить, что с тех пор мне дали больше пространства. Никто не хотел связываться с человеком, который забрал не одну, а три души, и все это до его восемнадцатилетия.
Даже охранники не мучили меня. Они знали, что я был здесь надолго — лучше всего было поладить, поскольку теперь они моя семья.
Взяв поднос, я холодно улыбнулся.
— Спасибо, Брэдли. Надеюсь, в моем майонезе и сыре ничего лишнего. Иначе мы с тобой... у нас будет еще одна проблема, которую нужно решить.
Брэдли сглотнул, в его мутных глазах пылал гнев.
— Один год ты здесь, Киллиан. У тебя вся жизнь впереди. Я бы на твоем месте не заводил таких врагов. — Я поднял голову, выхватил пластиковый нож и вилку из контейнера.
— Да неужели? Значит, я должен был позволить тебе изнасиловать меня? — Я драматично вздохнул.
— Не понимаю твоей логики, но я рад преподать тебе еще один урок.
— Забрав мои столовые приборы и дерьмовый обед, я сердито добавил:
— Увидимся, Брэдли.
Я ушел, прежде чем он смог сказать хоть слово. Мои глаза просмотрели мрачное помещение кафетерия с неудобными табуретами на болтах и металлическими столами. Все было металлическим и кремовым или с болтами и решетками. Это было чертовски не вдохновляющее, дерьмо, это было прямо «перережьте свою яремную вену к чертям».
Жизнь.
У меня есть жизнь в этом богом забытом месте.
Не в первый раз и определенно не в последний раз мои руки сжались, почти ломая хрупкий пластик подноса.
Так чертовски несправедливо.
Чертовски больно.
Она мертва.
Не думай об этом.
Мой разум окунулся в темный омут воспоминаний. Ненависть, которая никогда не покидала меня, чернотой покрывала мои плечи.
Предательство. Бесчестье. Манипуляция.
Я хотел бросить свой поднос на пол и выпустить ярость внутри.
В тот день, когда пришел сюда, я перестал быть человеком и жил только для одного.
Одна пульсирующая, порочная вещь.
Отмщение.
Месть.
Каждое гребаное слово, которое означало вернуть себя обратно.
Это был я. Я съел это. Я вдохнул это. Я, бл*ть, занимался с ней любовью, пока дрочил в своей камере. Это была единственная любовь, разрешенная в моей душе — единственная мысль, которая заставляла меня подниматься с моей гребанной койки и встречать еще один день в чистилище.
Единственный способ выживать каждый день, зная, что Клео уже нет в этом мире.
— Киллиан, он хочет тебя видеть.