Ты ей изменяешь.
Нет.
Я не мог изменить ей.
Она мертва.
Мэдоу опустилась на колени, извиваясь, и подтягивала узкое платье за бедра к талии. На ней не было нижнего белья. Она раздвинула свои ноги для меня точно так же, как она сделала для двадцати членов Corrupts.
Мои зубы сжались от взгляда на женские части тела. Я мог смотреть на это весь день.
Моему члену было все равно, что эта женщина не Клео. Ему было все равно, что она постоянно обслуживала мужчин, которые предали Уолтстрита.
Все, о чем он заботился, было решение проблемы. Оставив детство ради моего нового будущего.
Расстегнув джинсы, я спустил тяжелую джинсовую ткань на лодыжки. Я до сих пор не привык к царапинам на ногах после изношенного хлопкового комбинезона в тюрьме.
Я даже не удосужился прикоснуться к ней или к себе.
Схватив презерватив, я разорвал его, прищурился от того, как грубо чувствовалась эта чертова штука, и неловко скатал его по всей длине.
— Подвинься назад, — прорычал я.
Мэдоу немедленно подчинилась, двигая задницу назад, влажность блестела между ее бедрами. Мои руки приземлились на ее бедра, расположив ее именно там, где я хотел.
Она посмотрела через плечо, карие глаза сияли вожделением.
— Ты не хочешь, чтобы я отсосала тебе? Разве ты не хочешь сначала немного подурачиться?
Конечно, нет.
Гнев вспыхнул в моей крови.
Я не мог с собой ничего поделать. Схватив ее за подбородок, я заставил ее голову повернуться лицом к матрасу.
— Не смотри на меня
Не смотри на меня глазами, которые заставляют меня ненавидеть себя. Не заставляй меня скучать по ней больше, чем я уже скучаю.
Я должен был заткнуться. Я должен был тяжело дышать и быть чертовски счастлив от того, что готовая женщина на коленях собиралась взять мой член, но все, на чем я мог сосредоточиться, — это сердце, наполненное чувством вины, в моей груди.
Черт возьми, прекрати это.
— Дай мне руки.
Она повиновалась без вопросов, и я использовал свой снятый ремень, чтобы связать ее запястья. Теперь она тоже не могла коснуться меня. Я мог трахнуть ее, но я никогда не хотел, чтобы она касалась меня. Я не заслуживаю этого.
Сжав зубы, я схватил свой член и встал у ее входа.
Ее спина напряглась, она растопырила пальцы и схватилась ими за пастель.
Я растягивал момент, в моей крови вспыхнуло ожидание.
И затем я ворвался в нее.
Возможно, слишком грубо, возможно, слишком быстро. Я не знал как — у меня не было опыта. Но Мэдоу, похоже, было все равно. Ее голова откинулась назад, когда я стал двигаться.
— О, боже, — простонала она, когда я вошел в нее, пробуя, учась.
Ее тепло было субтильным, я не чувствовал ее влажности благодаря презервативу, но момент заполнения женщины, чего я раньше не делал, было достаточно, чтобы заставить меня перестать думать о Клео и погрузиться в мой первый в жизни трах.
Той ночью, когда Клуб наконец-то успокоился, и я отошел от трех раундов секса, которым занимался, я набрался смелости, чтобы вытащить ластик с Весами из кармана джинсов.
Я плюхнулся на спину, уставившись в потолок своей камеры... Я имел в виду комнаты. Я был здесь всего несколько часов, но уже ненавидел жизнь в клубе. Это было смешно. Все взрослые люди живут вместе. Что случилось со свободой и нашим личным пространством? Что случилось с дезинфицирующими средствами и пылесосом? Что случилось с семьей и любовью?
Ластик был слишком тяжелым — слишком знакомым — для моих пальцев. Это был знак справедливости. Знак добра и зла. А также мой знак зодиака. Не знал, пока она не сказала мне.
Действительно, по счастливой случайности оказалось, что моя личность совпадает. Она сказала мне, что она Стрелец. Сказала, что она хотела любить кого-то, кто был бы Козерогом или Овном. Но она сделала бы исключение только для меня.
Мы лежали на крыше гаража, где куча Харли, Хонды и Триумфов были погружены в ночь. Она прошептала черты характера Весов.
Она повернулась ко мне лицом, нежно касаясь моего лица.
— Ты изящный.
Я вздохнул.
— На моем байке, может быть, но не в жизни.
— Умиротворенный
Я смеялся.
— Гм, самая большая ложь.
Она покачала головой, серьезность плескалась в ее зеленых глазах.
— Ты спокоен. Ты борешься за то, во что ты веришь. Вы борешься за то, чтобы защитить то, что принадлежит тебе, но в своем сердце… ты добр и нежен, и не являешься частью этого мира.