Все сказанное им было ложью. Он почувствовал что-то, когда я упомянула день его рождения. Он отреагировал на что-то скрываемое в его прошлом. Его злость была фасадом — жуткая стена вокруг сильнейшей давней боли, пылающей в его глазах.
— Я не играю с тобой, — прошептала я. — Прошу, расскажи мне, что ты знаешь.
Он отклонился назад, его лицо стало бледным и жестким.
— Я никогда ничего тебе не скажу, потому что ты не она, черт возьми. Это долбаный трюк. Коварный, злой фокус.
Мое сердце раскололось, проливая свою жизненную силу. Я отдала бы десять лет своей жизни, лишь бы узнать, что он от меня скрывает.
Вдруг его огонь погас, и он ссутулился надо мной. Его пальцы обвили мою шею, и я жадно хватала воздух.
Он отключился, чуть слышно прошептав:
— Ты не она. Ты не мой стрелец.
Я замерла, желая его признанием разбудить что-то внутри себя. Я зажмурилась, позволяя его бессознательному телу еще сильнее прижать меня к кафелю.
Пожалуйста, вспомни.
Моя голова болела, глаза жгло.
Стрелец и весы.
Ничего.
Боль опустошала меня. Светлячки истины, которые я заметила в его глазах, порхали вокруг нас, разгоняясь все быстрее и быстрее с каждым неровным вдохом.
Бедра Килла вжались в мои, большая пряжка впилась в мою нежную плоть. Несмотря на то, что он был практически без сознания и полон боли, его мужественное тело пробудило во мне дремлющую женственность.
Я не могла игнорировать его мужество между своих ног. Или его запах — полночного ветра и океана — под кожей и кровью. Мои чувства оживали и были искренними — упиваясь им.
Я извивалась и выворачивалась, пытаясь освободиться. Я вылечу его, до того как он уйдет в никуда. Воспоминание утвердило мое решение. Независимо от моего будущего.
Его любовь к кому-то — к ней — только укрепила мое решение заваливать его вопросами, до тех пор пока не получу ответы.
Глаза Килла распахнулись, стеклянные и тяжелые. Его бедра дернулись, потеревшись об мои.
Я прикусила губу, ненавидя то, как это незначительное движение направило электричество в мой кровоток.
Он медленно поднял голову, моргая как обдолбанный. Ему стало еще хуже: я волновалась, что после следующего обморока он не очнется.
— Я заключу с тобой сделку, — прошептала я. Я ненавидела то, каким мягким и покорным стал мой голос. Каждый сантиметр его тела превратил меня из жертвы в соблазнительницу против моей воли. Мои пальцы жаждали пробежаться по его густым, длинным волосам. Мои соски напряглись, чувствуя его грудь, плотно прижатую к моей.
Я не должна была думать о сексе. Но в такой близости от него это все, на чем я могла сосредоточиться.
Его глаза широко распахнулись,
— Ты не в том положении, чтобы торговаться.
Он поморщился, скрипя зубами от мучительной боли.
Сохраняя свой голос таким же низким, я прошептала:
— Я в идеальном положении, чтобы торговаться. Если ты не позволишь мне обработать рану и уложить тебя в постель, ты снова вырубишься, а когда очнешься, я буду далеко.
Я не уйду, пока не разберусь.
Его бровь изогнулась, боль сковала его.
— Ты должна уйти. Очевидно ведь, что я не смогу тебя догнать. — Он вздохнул, сбрасывая напускную байкерскую злость. — Почему ты все еще здесь?
— Ты знаешь почему, — вздохнула я. Пожалуйста, скажи мне почему.
Он покачал головой.
— Ты...— он остановился, передумал и пробормотал: — Погоди, ты сказала, что хочешь уложить меня в постель?
Его бедра чуть толкнулись, испытывая меня.
Я понимала, что должна была отбиваться, испугаться и взбеситься из-за того, что он пользуется мной — но я... не смогла.
Я не играла в игры. Я могла проиграть слишком многое, а все, что могла выиграть, узнать, кем я была. Не стану скрывать, что я находила его чрезвычайно привлекательным. Я бы не пыталась и не притворилась, что я не хочу быть с ним — всем ним — включая все его скрытые воспоминания.
Мой мир сократился от семьи, друзей и карьеры, которых я не помнила, до него. Только его и меня. Здесь и сейчас.
Правда была единственным способом двигаться вперед.
Я не отводила он него глаз.
— Ты цепляешься не к той части разговора. Если ты не позволишь мне помочь тебе, ты умрешь.
— И это пойдет тебе на пользу, так почему это тебя волнует?
— Я тебе говорила. Я волнуюсь, потому что у меня есть вопросы, очень много вопросов, и ты единственный, кто может на них ответить.