― Не надо беситься от того, что говорю тебе правду.
Его мышцы дрогнули.
― Ты дразнишь меня, ― он нахмурился. ― Ты правда бесстрашная.
― Не бесстрашная. Просто достаточно сильная, чтобы знать, когда защищаться. Ты забыл про это.
― Я ничего не забыл, ― его зеленые глаза затуманились, полные боли и муки. ― Я ничего не забываю.
― Отпусти меня, ― я шептала. ― Это было ошибкой. Дай мне ответы, которые ты скрываешь, и позволь мне выйти за эту дверь, здесь и сейчас. Я не стану заявлять в полицию. Ты меня никогда не увидишь и не услышишь обо мне снова.
Килл покачал головой, подозрительно прищурившись.
― Что ты имела в виду, когда сказала про двойные стандарты?
Правила клуба.
Не попадаться.
Не использовать товар.
И, прежде всего, не идти против семьи.
Ты нарушила последнее правило. Ты и он. Вы оба виноваты.
Я споткнулась, когда флешбек закончился.
― О, мой Бог. ― Я всхлипнула. Откуда я это знаю? Я не жила такой жизнью. Вы не поверите. Я возненавидела мотоцикл Килла, когда увидела его, потому что он напомнил мне что-то, что я не могла вспомнить. Когда-то давно я была погружена в эту жизнь. Этот мир байкеров с жестоким правосудием и опасностью.
Килл не шевелился.
― Что ты вспомнила?
Нет смысла игнорировать силу, которую подарили мне воспоминания.
Я прошептала:
― Двойные стандарты. Правила клуба. Не попадаться. Не использовать товар. И, прежде всего, не идти против семьи.
Он схватил меня за плечи и встряхнул.
― Где ты это слышала? ― он подрагивал от гнева. ― Кто ты, мать твою, такая? ― взревел он.
Я подняла голову.
― Я не знаю! ― я плакала. Ветер и тяжелый свист пламени взорвался в моих ушах, нарастая и нарастая до тех пор, пока существовала какофония в моей голове. ― Я не знаю!
Килл развернул меня, прижав к зеркалу. От боли мой рот широко открылся.
Его губы неожиданно обрушились на мои, похищая мою боль, заглушая шум в моей голове.
Что?
Я замерла.
Его большие руки схватили мои запястья, поднимая их над головой. Его твердые мышцы вплотную прижали меня к зеркальной двери.
Мое тело ожило, возрождаясь, будто его волшебное прикосновение пробудило каждую частичку. Пламя ― оно горело внутри, оставляя внутри такие же шрамы, как снаружи.
Какого черта он делает?
Я вскрикнула, пытаясь вырваться. Но его пальцы плотно сжались вокруг моего запястья, удерживая меня в плену.
― Прекрати, ― прорычал он. ― Только один поцелуй. Только один. ― Его тепло вылилось в мое горло. Его язык ворвался в мой рот, посылая пульсацию по всему телу. Его вкус, его изумительный темный вкус мгновенно опьянил меня.
Мое сердце раскололось.
Душа трепетала.
Живот сжался от жара.
Мои губы поддались, не в состоянии побороть влечение ― желание.
Я полностью отдалась поцелую, желая схватить его за волосы и прижаться крепче. Я хотела испить его. Я хотела укусить его. Хотела чувствовать его движения внутри меня, бьющего замки моего разума и освобождающего меня от тайн.
― Черт, ― он застонал, придвигая свои бедра к моим, вжимаясь в меня, будто наказывая. Некуда бежать, негде скрыться. Я принадлежала ему в этот момент блаженного сумасшествия.
― Еще, ― молила я.
Что-то щелкнуло внутри него, и его поцелуи перешли от диких к грубым. Я застонала, когда он прикусил мою нижнюю губу, облизывая, целуя, проникая своим языком еще глубже. Наша хитрость и контроль превратили нас в животных, борющихся за превосходство.
Я выгнула спину, прижимаясь все сильнее и сильнее. Он качнул бедрами, своим возведенным палящим оружием между нами.
Мы наказывали друг друга, но наши тела жаждали больше, больше, больше.
Я плавилась. Я тлела. Умоляла.
Он целовал меня так сильно, что за моим затылком треснуло зеркало, но мне было плевать. Все, что меня заботило ― заставить его потерять остатки контроля.
Я стонала, когда он поцеловал меня сильнее, высасывая кровь из прокушенной зубами верхней губы.
Варварский металлический вкус крови омрачил поцелуй, но он не остановился.
Он целовал меня так, будто я мертвая девушка, которую он потерял, и он не мог остановить любовь, томившуюся в его сердце. Он целовал меня, будто я была бесконечно драгоценной и нужной.
Его тело возносило меня все выше и выше, пока по моим бедрам не стала сочиться влага, и в мыслях не осталось ничего, кроме секса и невыносимого желания.