Выбрать главу

Прошло почти две недели с тех пор, как мы убрали Маттео. Две недели с того дня, как Софи узнала, что мы все врали ей. Две недели с того момента, как она переехала к своему брату Оливеру и ушла из моей жизни. Две недели, как я помешан на том, как она себя чувствует, и ежедневно стучусь в дверь ее брата, чтобы меня снова и снова отправили прочь. Две недели с тех пор, как я видел ее, спорил с ней или прикасался к ней.

Две самых долгих гребаных недели в моей жизни.

Я нетерпеливо постукиваю ногой по полу, но заставляю себя перестать пялиться на лестницу в надежде мельком увидеть ее. Каждый раз, когда я это делаю, приходится бороться с желанием сорваться наверх, найти ее и обнять, удержать, не дать уйти. Но я подавляю порыв заключить ее в клетку, чтобы она никогда не смогла сбежать.

Я не могу винить ее за то, что она хочет уехать отсюда, из этого города. Даже если мы врали, чтобы спасти ее, мы все равно врали и предали ее. Ее побег в другой штат — это лучшее, что она может сделать. Она спасет себя. Спасет себя от меня.

Покачав головой, я тянусь к бутылке Джека. На лестнице вновь раздаются шаги, и я наливаю себе еще один стакан. Пытаюсь удерживать взгляд на янтарных завихрениях, отражающихся на столе, но не могу сдержаться и снова украдкой смотрю в сторону лестницы.

Но на этот раз это не она, а Лиам спускается с большой коробкой, на которой что-то черное сверху. Я ожидал, что он проигнорирует меня, как это сделали другие из Сантосов этим утром. Поэтому, когда он встречает мой взгляд и смотрит мне прямо в глаза, я сглатываю, пытаясь проглотить ком в горле, и заставляю себя выдержать его взгляд. Сложно смотреть на него, почти так же сложно, как думать о том, что его сестра может покинуть меня навсегда.

Он подходит к столу, за которым я сижу с Ромео, его лицо — маска безразличия, сквозь которую я не могу прорваться. Лиам ставит тяжелую коробку на один из пустых столов, снимает потрепанный кожаный жилет с верха и держит его в руке, прежде чем занять пустое место за нашим столом. Он кладет жилет на колено, тянется к бутылке, притягивает ее к себе и молча делает большой глоток.

Ммм, — бормочет он, проглотив. Кивает головой, ставит бутылку на стол и снова ловит мой взгляд. Он смотрит на меня, заставляя выдерживать его взгляд, как будто все это не разрывает мою чертову душу на части. Он фыркает и тяжело откидывается на спинку стула. — Ты же знаешь, что она едет во Флориду с Дэймоном, да? — говорит он, с явным раздражением в голосе.

Я киваю, с комом в горле, не позволяющим мне говорить. Это тот самый момент, когда он скажет мне, что я больше не нужен в этом доме? Ведь это я все это устроил. Это я стал причиной того, что Софи уезжает и никогда не оглянется назад. Если бы я просто не полез к ней, если бы не заставил ее думать, что воспользовался ею только для того, чтобы предать, она, возможно, никогда не решила бы уехать. Мы все скрывали правду от нее, но я — тот, кто раздавил ее душу. И даже если я предупреждал ее, что это случится, говорил, что разрушу ее, это не делает удар менее болезненным ни для нее, ни для меня.

Лиам сжимает губы и кивает, излучая разочарование, которое словно нависает над нами, не давая дышать.

— Так ты просто позволишь ей уйти? — спрашивает он.

Его вопрос выбивает из меня весь воздух, заставляя мой пульс подскочить до горла. Я качаю головой.

— Я не...

— Знаешь, — перебивает он, поднимая старый кожаный жилет с колена и кладя его на стол между нами. Я продолжаю смотреть на него, даже когда череп Коварной семерки сверкает на меня из-под его сжатого кулака. — Я много об этом думал, — говорит он, его челюсть напрягается, когда он сверлит меня взглядом. — Ну, технически это Тейтум меня "отмудохала", пока я не пришел в себя, — усмехается он.

Кровь пульсирует в ушах, и я подаюсь вперед, слишком взволнованный, чтобы сидеть спокойно, пока он продолжает с ухмылкой:

— Я не хочу терять свою сестру и лучшего друга только из-за того, что был слишком заботливым мудаком, чтобы увидеть, что она тебе действительно небезразлична. Что она не была для тебя просто одной из твоих побед. — Я начинаю качать головой, готовый отрицать, что она была хоть когда-то "зачеркнутой" в моем списке, но Лиам прерывает меня, махнув рукой. Я закрываю рот, готовый услышать, что еще он скажет.

Лиам нахмуривается, тихо усмехаясь.

— Думаю, я понял, что ты к ней чувствуешь, еще в день пожара. Просто мне потребовалось все это время, чтобы наконец увидеть это, — говорит он, вновь становясь серьезным. — Ты ворвался в горящее здание, потому что думал, что моя сестра там, — хрипло добавляет он, сжимая челюсть, и эмоции вспыхивают в его темно-карих глазах. — Ты рискнул своей шкурой перед еще одним долбанутым мафиозным боссом, чтобы спасти ее.

— Меня это не касается, — с ухмылкой бормочет Ромео, поднося стакан к губам. Я игнорирую его, продолжая внимательно смотреть на своего лучшего друга. Лиам подается вперед и понижает голос.

— Если это не тот мужчина, которому я могу дать свое благословение на отношения с моей единственной сестрой, то я не уверен, что такой вообще существует, — тихо говорит он, и мое сердце тут же замирает, а затем сбивается с ритма. Легкая дрожь начинается у меня в груди и разливается наружу, пока я позволяю его словам осесть в сознании. Я быстро закрываю глаза, когда эмоции угрожают захлестнуть меня.

Но прежде чем я успеваю сказать себе, что не заслуживаю его благословения, он хватает жилет и протягивает его мне. Я не носил наши цвета с тех пор, как они были выброшены в яму кошмаров и уничтожены в гнилых глубинах болота Маттео. Я почти задерживаю дыхание, когда осторожно тянусь к тяжелому кожаному жилету. Мои пальцы сжимаются вокруг него, мягкая кожа кажется чем-то родным.

Ощущение дома.

— Знаю, ты тоже не хочешь потерять мою сестру, — говорит Лиам, отпуская жилет и внимательно глядя на меня. — Так что это я, глотаю свою гордость и прошу прощения, — его мальчишеская улыбка возвращается, пока он встает со своего места. Он улыбается мне, прежде чем протянуть руку. — И прошу моего лучшего друга бороться за женщину, которую он так очевидно любит, и сделать все, чтобы она осталась здесь, где ей место, — добавляет он, и его взгляд смягчается. — Где вам обоим место.