Наручники, прикованные к перилам крыльца во время грозы
Я вижу столешницу, и она пуста.
Кофейной чашки нет. Стаканов нет.
он не вернется
Но потом, как это ни невероятно, он это делает. Он там, снаружи, на опушке леса. Мой дед. Он шел по высокой траве, согнувшись от ветра, его желтый плащ ярко выделялся на фоне темных пальм, а капюшон был низко надвинут, чтобы защитить глаза от жгучего дождя.
что он там делает почему не входит
Он останавливается. Смотрит вниз на что-то в слишком высокой траве.
Я поднимаю руку. Назови его имя.
Его спина выпрямляется, и только тогда я понимаю: я ошибся. Его фигура слишком узкая. Его походка была слишком плавной для старика с артритом бедер.
потому что это не он
Он бежит ко мне, к дому, к порванной и хлопающей ширме.
Не шторм сделал этого,
что за монстры?
сгорбленный и ужасный с гниющей кожей и черными глазами…
Я вскакиваю на ноги, когда он распахивает сетчатую дверь и переступает порог.
— Кто ты? — спрашивает он.
Голос у него ровный, напряженный. Он откидывает капюшон плаща. Он был средних лет, его острый подбородок подчеркнут аккуратной рыжей бородкой, глаза скрыты за солнцезащитными очками.
Это настолько чуждый опыт — находиться в присутствии другого человека и стоять на двух ногах, что я едва замечаю странность его ношения солнцезащитных очков в ливень.
— Я в порядке, — автоматически отвечаю я.
— Джейк, — говорю я, и только услышав это вслух, понимаю, что это звучит неправильно.
— Я риэлтор, — говорит он, но я знаю, что это ложь. — Я пришел заколотить окна на случай грозы.
— Вы немного опоздали, — говорю я.
Он входит медленно, словно приближается к пугливому животному. Сетчатая дверь с шипением закрывается. Он бросает взгляд на след ожога на полу, затем снова переводит холодный взгляд на меня.
— Ты — это он, — говорит он, скользя пальцами по карточному столу и топая ко мне в тяжелых черных ботинках. — Джейкоб Портман.
Мое имя. Мое настоящее имя. Что-то пузырится из траншеи, из темноты.
ужасный рот образовался в спиральных облаках, грохоча мое имя
девушка, черноволосая и красивая рядом со мной кричала
— Кажется, вы были знакомы с моим другом, — говорит мужчина. В его улыбке есть яд. — У него было много имен, но вы знали его как доктора Голана…
ужасный рот в облаках
женщина, корчащаяся в траве.
Образы вспыхивают в моем сознании с внезапной тупой силой. Я шаркаю назад, пока не натыкаюсь на раздвижную стеклянную дверь. Мужчина вынимает что-то из кармана и приближается. Маленькая черная коробочка с металлическими клыками.
— Повернись, — приказывает он.
Я вдруг осознаю, что очень многим рискую и что мне нужно защищаться. Поэтому я заставляю себя подчиниться, поднимаю руки, как будто сдаюсь, и когда он подходит ближе, я ударяю кулаком ему в лицо.
Он кричит, когда его очки слетают. Глаза за ними сверкают пустыми белками, погруженные в череп, они сверкают словом «убить». Раздается громкий щелчок, и между клыками в его черном ящике возникает голубая дуга.
Он бросается на меня.
Я чувствую шок, жжение, когда он бьет меня электрошокером через рубашку, и отлетаю назад к стеклянной двери. Почему-то она не разбивается.
Он сидит на мне. Я слышу вой утилизатора электрошокера. Я пытаюсь отшвырнуть его, но я все еще набираюсь сил и все еще слаб. Боль пронзает плечо, голову.
А потом он дергается, издает крик и обмякает, и я чувствую, как что-то теплое стекает по моей шее.
Я истекаю кровью. (Я истекаю кровью?)
Мужчина хватается за что-то и падает от меня. Что-то с бронзовой рукоятью торчит в шести дюймах от его шеи.
И вот позади него появляется странная новая тьма, живая тень, и из нее мелькает рука, которая поднимает тяжелую дедушкину пепельницу и бьет ею человека по голове.
Он стонет и падает. Из тени выходит девушка.
Девушка — та, что была раньше — длинные черные волосы, спутанные и мокрые от дождя, длинное черное пальто, измазанное землей, глубокие черные глаза, широко раскрытые и полные страха, изучающие мое лицо, а затем искрящиеся тем, что она узнала меня. И хотя все части еще не всплыли на поверхность, и хотя у меня кружится голова, я знаю, что произошло чудо: мы живы, и мы здесь, а не в другом месте.