Жена прошла мимо него. Она спустилась немного вниз и подошла ко второму, маленькому акропольскому храму, Эрехтейону, который был (Курганов впервые заметил это) почти совершенно целым, не разрушенным — тысячелетия пощадили его.
Жена остановилась около глухой, крупной каменной кладки стены маленького храма. Несколько мгновений стояла неподвижно, опустив голову, не оборачиваясь, потом медленно двинулась вдоль стены к расположенной на углу Эрехтейона террасе. «Что с ней? — подумал Курганов. — Почему у нее такой удрученный вид? Что с ней происходит?»
Она остановилась около террасы, поднялась на одну ступеньку, на вторую… Колоннада террасы была сделана из пяти каменных женских фигур с отбитыми руками. Прямо на головы им была положена массивная каменная крыша террасы. Статуи стояли на невысоком, тоже каменном барьере, держа на головах тяжелые, украшенные орнаментом плиты.
«Какой красивый бельведер, — успел подумать Курганов, — как удачно сочетается глухая каменная стена с этими необычными колоннами, принявшими человеческий облик».
Жена неожиданно встала на барьер террасы между двумя статуями, дотронулась головой до каменной крыши. «Что она делает? — в ужасе подумал Курганов. — Ведь это же страшная тяжесть! Ведь они же раздавят, разрушат ее, эти тысячелетние плиты!»
Каменные женские статуи с отбитыми руками на барьере террасы, давая место новой соседке, посторонились, раздвинулись… «Что ты делаешь, дура! — беззвучно закричал Курганов. — Ведь ты же окаменеешь, ты не уйдешь теперь отсюда целых две тысячи лет!.. А у нас есть сын! Что с ним теперь будет?»
Он растерянно оглянулся. От Пропилей, входа на Акрополь, двигалась к Парфенону огромная, гудящая толпа. Слышались злобные крики. Какие-то люди вытягивали в сторону Курганова руки, показывали на него пальцами, грозили кулаками… Спокойно, Курганов, только спокойно. Они же не знают, что ты умеешь летать. Ты подпустишь их поближе и взлетишь над ними — взмоешь над их удивленно раскрытыми ртами… Только бы не прозевать момент, только не упустить время, только бы не потерять эту свою замечательную способность летать, которая делает тебя практически неуязвимым перед любой опасностью, позволяет тебе идти на любой риск, на любой эксперимент…
Он вдруг увидел себя в Москве, на улице Кирова, около почтамта. Толпа, грозно гудя, надвигалась сзади. «А собственно говоря, в чем дело? — подумал Курганов. — Что это за люди? Почему они идут за мной? Что им от меня надо?»
Он оглянулся. Толпа сплошь состояла из мальчишек, живших в красных домах по Суворовской улице, с которыми все время брались ребята из белых домов (Преображенский вал, 24), где до войны жил Курганов. «Ну, этих-то всех я раскидаю одной левой, — усмехнулся Курганов, — а вот что это за предводитель у них, такой плечистый в синем дакроновом костюме а-ля Жан Маре?»
Курганов прищурился, вгляделся и тут же узнал…
Впереди толпы шел Он, ответственный работник «Интуриста», руководитель их ливанской группы. «И ты здесь, сволочь? — злобно подумал Курганов. — Надо бы взять тебя за шиворот, взлететь на крышу почтамта и сбросить тебя, паскудину, вниз, на тротуар…»
Впрочем, нет, не надо. Он теперь ее муж. Пусть наслаждаются друг другом, пусть спят в моей бывшей кровати — только бы сына он, гад, не заставлял называть себя «папой»…
Надо улетать, тоскливо подумал Курганов. Ну их всех к черту, этих пацанов из красных домов и этого ответственного работника «Интуриста». Не расходуй ты себя по мелочам, Курганов. Живи для главного, для полета, служи этому своему уникальному качеству — умению летать, подчини ему всю свою жизнь… Ведь ты же хотел стать летчиком. Не получилось. Зрение подвело… Но теперь тебе все возвращено с лихвой. За все твои обиды и страдания в те дни, когда тебя отчислили из авиационного училища, когда тебя «комиссовали», теперь тебе дана способность летать без всякого самолета — без крыльев, без мотора, без фюзеляжа, без стабилизатора. Надо только захотеть — и ты в воздухе!
Надо взлетать. Толпа гудит, надвигается. Что-то кричит ответственный работник «Интуриста»… А пошел бы ты, свинья…
Взлет, Курганов, взлет. Прицелься как следует, чтобы не задеть за провода, висящие по всей улице Кирова как паутина.
Курганов напряг мускулы, напружинил брюшной пресс, наметил квадрат между проводами и взмыл между домами.
Он повис на мгновение в воздухе на уровне третьего этажа, посмотрел вниз. Ответственный работник «Интуриста», задрав голову, стоял с перекошенным от страха и удивления лицом на том самом месте, где только что стоял Курганов. Рот ответственного работника был похож на воронку, когда смотришь на нее сверху.